«царскосельская камарилья». В последних числах ноября он записывает: «Я напрасно расспрашивал тех, кто, казалось, могли бы удовлетворить мое любопытство; я получал лишь ответы расплывчатые и противоречивые, гипотезы, подозрения». Для Палеолога Распутин, Вырубова, Штюрмер, Андронников и т.д. – лишь немые статисты и низкопоклонные интриганы. Протопопов – кандидат в дом умалишенных. Не сама Царица руководит, конечно, «камарильей». Подлинными вдохновителями, по заключению посла, являются четыре человека: Щегловитов, мит. Питирим, Белецкий и банкир Манус. Каждый в эту эпоху строил заключения на свой лад.
Квартет, изображенный Палеологом, не был в те дни реальностью. Авторитет в Царском имел лишь митрополит. Померкшая было звезда Щегловитова, к которому А. Ф. относилась отрицательно514, правда, стала снова восходить. А. Ф. писала 15 декабря в ответ на сообщение мужа о проекте Трепова назначить председателем Гос. Совета Макарова: «Видишь, как он держится за Макарова, которого я продолжала считать лживым по отношению к нам… Это уже слишком! Назначь решительного (сурового) Щегл. Он подходящий человек для этого места, он не допустит беспорядков и гнусности».
Щегловитов говорил в Чр. Сл. Ком., что у него действительно было свидание с Распутиным на квартире сотрудника «Нов. Вр.» Сазонова – одного из тех, кто в свое время лансировал «старца». Это свидание по инициативе Сазонова Щегловитов относил ко времени ноябрьского кризиса власти, до назначения еще Трепова премьером. Появился Распутин «точно помешанный» и закричал: «Ну что же? – председателем, председателем!» Несмотря на уговоры Сазонова, Щегловитов заявил, что он «ни при каких условиях председателем» не будет. После – дней за десять до убийства – Распутин звонил Щегловитову по телефону, спрашивал его о назначении Добровольского министром юстиции и затянул «старую песню» о премьерстве. «Никогда, ни при каких условиях», – ответил еще раз Щегловитов. Об этом телефонном разговоре упомянуто и в письме А. Ф. в виде одобрения Щегловитовым кандидатуры Добровольского; Щегловитов говорил, что его мнение было, что Добровольский «не годится». О привлечении Щегловитова на пост премьера в царской переписке нет и намека.
Белецкий в момент, о котором говорит Палеолог, был также не в слишком большом фаворе. В сущности, он всегда играл роль только сводни и не пользовался симпатией А. Ф. («Я не люблю Белец(кого») – писала она 14 марта 1916 г.). Ловкий полицейский в самом начале своей вынужденной отставки сумел ослабить к себе подозрение в «прихожей» у Вырубовой и побудить Распутина даже послать телеграмму о несправедливости, совершенной в отношении его и Хвостова: «Один, будучи почти невинным, сильно пострадал, а другой, гораздо больше провинившийся, так легко отделался» (из письма А. Ф.). После хвостовской истории страх оставался – недаром Распутин, по словам все того же Манасевича, отзывался о Белецком так: «если этот не убивал, то наверное убил бы». Белецкий на звание члена палеологского квартета потому уже не мог претендовать, что в это время он больше представлял Комитет вел. кн. Марии Павловны – «соперницы» Императрицы.
Итак, представляется сомнительной популяризованная Пуришкевичем телеграмма Распутина: «Назначь Ивана первым, а Степана вторым, все будет ладно». В квартете Палеолога особую роль играл Манус: это он обеспечивает сношения с Берлином, через него Германия плетет свои интриги в России – Манус распределитель «немецких субсидий». Еще за полтора месяца до своего окончательного вывода о дирижерствующем квартете Палеолог записал о Манусе: «Среди всех таких агентов, которых Германия насадила в русском обществе, самым активным и ловким является финансист Манус… С начала войны ведет он кампанию за скорейшее примирение России с центральными державами; он имеет большой авторитет в финансовых кругах и установил связи с большинством газет; он находится в постоянных сношениях со Стокгольмом, другими словами с Берлином; я сильно подозреваю, что он главный распределитель немецких субсидий…» Каждую среду Манус устраивает обед Распутину, на который приглашается адм. Нилов и «грозный» Белецкий, сохранивший все свое влияние в «Охране» и поддерживающий через Вырубову постоянные отношения с Императрицей. Понятно, приглашается и некоторое количество приятных сирен для увеселения пирующих… Пьют всю ночь. Распутин напивается и неистощимо болтает. «Я не сомневаюсь, – заключал свою запись Палеолог, – что подробный отчет об этих оргиях посылается на другой день в Берлин» с соответствующими комментариями. «Очень достоверные» информаторы во всяком случае нафантазировали достаточно, поскольку речь идет, например, о Белецком.
Имя Мануса вводит нас в новый круг влияний – тех самых, о которых говорят большевистские исследователи и которые выходят далеко за пределы узкого круга «придворной партии» и банды, прилепившейся к «святому черту». Таким образом, не только углубляющие исторические проблемы идеологи «экономического материализма», но и неистовый патриот Пуришкевич, продолжавший в Думе хвостовские традиции и не прекращавший связи с опальным министром, и французский посол, а за ним и английский, дирижерскую палочку в интриге сепаратного мира вручают представителю финансового мира – руководителю банковской политики. Палеолог почти так же упрощенно, как и некоторые исследователи легенды, изображает дело: Царица исполняла веления Распутина, не подозревая, что она работает на Мануса и Рубинштейна, которые определенно работали на Берлин. Странно одно, что французский посол безоговорочно занес в число немецких агентов и директора Русско-Французского банка, соперника Мануса в финансовой работе.
Если сопоставить записи французского посла с соответствующими записями придворного историографа ген. Дубенского, то станет достаточно очевидным, что Палеолог записывал тогда лишь «городские слухи», быть может, ему переданные теми информаторами, которые, по собственному его признанию, часто являлись к нему, когда им были нужны деньги. Записи Дубенского мы знаем пока только из отрывков, оглашенных в Чр. Сл. Ком. «Многие начинают говорить о значении немецко-распутинской организации, – читает председатель запись от 6 января уже 17 г.: Манус – душа всех друзей немцев». «Мне это довольно значительный человек говорил, член правления банка, кажется…» «Вы неправильно смотрите на дело. Не Распутин, а Манус ведет всю эту немецкую затею, через него идут деньги…» «Вот что я слышал и записал, – пояснял Дубенский во время допроса и в противоречие со сказанным добавлял: – Не то, что не хочу, но действительно не могу сказать, кто это мне сказал, это городской слух, когда пишешь дневник, то все слухи записываешь».
Источник происхождения этих «городских слухов» определить нетрудно, если учесть публичные выступления с кафедры Гос. Думы Хвостова, а потом Пуришкевича, организацию Комиссии ген. Батюшина для расследования, между прочим, деятельности банков, шум вокруг ареста Рубинштейна и т.д. Повторял ли только подобные слухи или сам их пускал под сурдинку всегда интриговавший по своему званию Белецкий, но и он намекал перед Чр. Сл. Ком.,
