преувеличенным. Современники рисуют генерала Левицкого в чрезвычайно отрицательном свете как человека и как офицера. Не следует, однако, забывать его заслуги после Третьей Плевны, когда он вместе с Милютиным отстоял перед государем, вопреки большинству, продолжение кампании.
Основным пороком нашей стратегии в эту войну является беспримерная, неслыханная в военной истории разброска сил. Желая решительно всюду иметь «заслоны», наша Главная квартира буквально распыляет армию: два корпуса — под Рущук, один — в Добруджу, один — на Балканы, один — под Никополь, один — оставлен на Дунае… Ни один из фасов этого «трехстороннего каре» не оказывается способным на сколько-нибудь решительные действия. Для главной задачи — перехода Балкан — операции, в которой и заключался весь смысл войны, назначено всего 10 батальонов генерала Гурко! Корпус Радецкого удерживают на линии Балкан — и в пасть врагу шлют слабый отряд, пусть и с выдающимся начальником. Результат — Эски-Загра. «Прагматическое» изучение военной истории — обобщение, синтез — у нас отсутствовало (заучивали механически факты и цифры). Результатом этого и явилось то упорное применение нелепой идеи «стратегического авангарда», которой у нас характеризуется всякое начало кампании. В 1853 году уже едва не случилось катастрофы при Баяндуре, но опыт с Орбелиани пропал даром, и в 1877 году посылают Гурко. И этот опыт тоже пропадает даром — Старая Загора в мельчайших подробностях повторится под Тюренченом. Более того, Тюренчен в свою очередь будет воспроизведен в 1914 году под Опатовом!
К началу июля 1877 года у нас получилось, таким образом, следующее положение:
1) ведут войну — 10 батальонов (на главном стратегическом направлении);
2) смотрят, как ведут войну, — 120 батальонов (на второстепенных направлениях, в различных «резервах» и «наблюдательных отрядах»);
3) вовсе не ведут войны — 60 батальонов (VII и X корпуса, созерцающие закат солнца в новороссийских степях и на Черном море).
Это момент наших первых неудач. Чрезвычайно характерно употребление, которое наша Главная квартира делает тогда из своего единственного резерва — XI корпуса, оставленного на Дунае. Она его разменивает на мелочи, распыляет на три отряда, двинутые в три направления и не принесшие, вследствие этой распыленности, ни малейшего облегчения на фронте. Одна его дивизия (11-я пехотная дивизия) двинута не на почти что обнаженную Шипку и не под Плевну, где только что случилась неустойка, а куда-то в пустопорожнее пространство — под Осман-Базар для более чем проблематичной «связи» Радецкого с цесаревичем. Суворов между тем учил: «Идешь в бой, снимай коммуникацию!» Однако суворовские заветы игнорировались «милютинской» армией, как до того игнорировались армией «гатчинской». Другая дивизия (32-я) раздроблена. Одна бригада двинута под Плевну (для большего беспорядка — со штабом корпуса), другая оставлена в Румынии, и это несмотря на то, что на фронте важна была каждая рота!
Будь следом за Гурко двинут за Балканы весь VIII корпус Радецкого (а не только 2 полка), мы никогда не имели бы Эски-Загры. Сулейман запросил бы помощи — он никогда не мог бы надеяться одолеть равные силы русских в полевом бою. Ему на помощь, бросив Плевну, поспешил бы Осман, и у русской стратегии сразу развязались бы руки. Если же на усиление VIII корпуса был бы сразу двинут целиком с Дуная и XI, то Шейновская битва произошла бы уже в июле, а не в декабре; филиппопольская победа — в начале августа, а не в январе. Робость, половинчатость и рутина нашей Главной квартиры, бесцельно разбросавшей свои силы, затянули войну на полгода. Это имело следствием лишнюю жертву ста тысяч жизней, не говоря уже о жестоких страданиях войск в зимний холод, о громадных материальных затратах и о моральном ущербе, причиненном России «тремя Плевнами» (что сейчас же сказалось на отношении к нам Европы).
Если главная наша ошибка заключалась в том, что мы не двинули сразу же по переправе VIII и XI корпусов за Балканы, то следующая заключалась в бесцельной экспедиции в Добруджу XIV корпуса — добровольном ослаблении нашей и без того недостаточной армии на целый, даром там пропавший для войны корпус.
Исследователя этой войны не может не поразить то обстоятельство, что в то время, как на фронте требовали за 2000 верст из Петербурга гвардию и 24-ю дивизию, а из Москвы — гренадер и в ожидании их приостановили на два месяца всякие активные операции, все необходимые для армии войска были тут же — не за 2000 верст, а за 100–200 от театра военных действий. Это были VII и X корпуса, уже мобилизованные и уже сосредоточенные в Херсонской губернии и в Крыму. Если в апреле могли еще быть кое-какие, пусть и неосновательные, сомнения относительно возможности «турецкого десанта», то в половине июня — по переходе нами Дуная — Турции было уже не до десантов. Ведь и высадка союзников в Крыму могла состояться лишь потому, что русские войска эвакуировали княжества. Оставайся Паскевич на Дунае — в Крыму не высадилось бы ни одной неприятельской роты.
Перевезенные в июле — августе под Плевну, наши VII и X корпуса не только надежно «защитили бы Новороссию», но и решили бы участь войны, приблизив развязку до наступления зимы. Тогда еще, в начале октября, можно было бы двинуть подошедшие из России подкрепления прямо за Балканы, собрав для этого гвардию, гренадер, VIII корпус, 3-ю, 24-ю, 26-ю дивизии, то есть 10 дивизий со стрелками и конницей, чего было бы более чем достаточно. На примере неиспользования VII и X корпусов мы можем видеть, какую ужасную роль сыграло в 1877 году отсутствие флота на Черном море, приковавшее эти силы к охране побережья. Ответственность за неиспользование этих корпусов лежит на военном министре графе Милютине, составившем неудовлетворительный план кампании и не сумевшем организовать подкрепления Действующей армии.
Итак, главным упреком руководителям русской стратегии в эту войну является неумение распорядиться своими силами на театре войны. Их умения хватало лишь на организацию «отрядов трех родов оружия». До организации маневренной массы — решающего кулака в решительном направлении — наша Главная квартира 1877 года не доросла.
От стратегии к тактике
Нас поражает какой-то импровизационный ее характер. Корпуса и дивизии существуют лишь на бумаге, их управления дезорганизованы, из них нарезаны всевозможные «отряды», на которые и возложено ведение боя.
Эти импровизированные отряды ведутся, как правило, импровизированными же начальниками, не знающими командиров и войск, случайно и только что поступивших под их мимолетное командование. Какая разница с прусско-германской армией 1870 года! Там корпуса и дивизии дерутся все время в постоянном составе, никому и в голову не приходит их дезорганизовать, образуя отряды
