что может высказываться только на письме. Нечто важное и невозможное, что неотделимо от самого его представления о философии как сложном и рискованном пути, далеком от простоты и легкости диалога. Однажды он признал это:
Философ – это тот, у кого совершенно сумасшедшие желание и амбиция; желание власти величайших из политиков совершенно ничтожно по сравнению с желанием философа, который в философском произведении демонстрирует план захвата власти и в то же время отказ от власти с такой силой и с таким размахом, которые, по моему мнению, бесконечно сильнее, чем у кого бы то ни было… Мой вкус к философии определен именно этой неумеренностью – она несоразмерна другим типам дискурса и даже в некоторых случаях всем правилам искусства[1155].
Глава 5
На границах институтов. 1991–1992
В начале 1991 года в издательстве Seuil в серии Les Contemporains выходит книга «Жак Деррида», подписанная им вместе с Джеффри Беннингтоном. Долгое время это будет лучшее из введений в его творчество. Вклад Деррида в эту работу не ограничивается Circonfession. Он также основной автор «Закона жанра», где впервые дается хронология с многочисленными личными фотографиями, которая многие годы будет оставаться самой полной. «Хотя биографические части подписаны мной, – поясняет Беннингтон, – основной материал составил он. Дени Роша пожелал, чтобы присутствовала фактическая информация, но ни Деррида, ни я не хотели делать то, что было бы похоже на классическую биографию. Умолчания – его. Я работал на основе материала, который он решил мне предоставить»[1156]. И хотя в книге много откровенных сведений о семье, детстве и юности, в том числе о «серьезной депрессии в Ле-Мане», с начала публикаций хронология становится исключительно фактологической. «Я оставил лишь публичные „дела и свершения“, то есть те, что уже засвечены или, как говорится, „объективно верифицируемы“. Это не всегда самые значимые, самые интересные или же самые решающие дела». Как подчеркивает Джеффри Беннингтон, большая часть биографических данных была передана ему «Ж. Д. с некоторыми пропусками, в беспорядочном виде… с какой-то странной поспешностью»[1157].
Едва книга вышла, Деррида получает несколько взволнованных писем от друзей молодости. Жан-Бельмен Ноэль, продолжая называть его Жаки «в противовес официальному Жаку», рассказывает ему, что прочитал его текст «со слезами интеллектуального волнения». Circonfession напомнила ему об «особой форме присутствия» Жака в его жизни, «удержавшегося словно бы вне времени». «Я и правда был очень взволнован всем этим. Застигнут врасплох: попал под удар, но сверху; был вынужден, чтобы ответить, поднять глаза»[1158]. То же самое почувствовали другие товарищи былых времен, такие как Робер Абирашед и Пьер Фуше.
Отзывы в прессе очень положительные, особенно выделяют часть, написанную Деррида. В Le Nouvel Observateur Дидье Эрибон приветствует публикацию Circonfession. «Этим блистательным рассказом, в котором невозможная биография спорит за философа (писателя) с романом воспитания, он предлагает нам одно из наиболее удачных своих произведений»[1159]. Марк Рагон в Libération и Клод Жанну в Le Figaro также под впечатлением. Роже-Поль Друа, который с некоторым опозданием реагирует в Le Monde, скорее смущен. Circonfession, с его точки зрения, – это «странный текст, почти невыносимый своим бесстыдством, сочетающимся с хитростью, но также грубой и рискованной простотой». «Книга, полезная для самых разных читателей, может также вызвать и неприятные ощущения, поскольку искусственность в ней, вероятно, невозможно отделить от подлинности, возбуждение от эмоции»[1160].
Драма Circonfession, одного из наиболее оригинальных и доступных текстов Деррида, напрямую связана с рамкой, в которую он был изначально помещен. Текст Деррида, в котором ведется диалог со строгим анализом Джеффри Беннингтона, чтобы по возможности его деконструировать, кажется почти неотделимым от него. Он ограничен нижней третью страниц и, будучи напечатан на малопривлекательном сером фоне, представляется безмерной постраничной сноской, поначалу не вызывая желания прочитать его, хотя он больше других текстов заслуживал бы издания в качестве отдельного произведения. Он очень далек от типографических изысков Glas, как и от большой книги об обрезании, о которой Деррида мечтал несколько лет. Конечно, книга была задумана именно в таком виде. Тем не менее работать с ней на практике оказывается сложно, что отпугивает от Circonfession некоторых потенциальных читателей. Элен Сиксу, которая считает этот текст особенно важным, часто работала с ним вместе со своими студентами, раздавая им увеличенные фотокопии, с которых удален серый фон. В «Портрете Деррида как молодого еврейского святого» она, чтобы отдать должное красоте текста Деррида, воспроизводит некоторые из страниц Circonfession в большом формате, усеянные цветными буквами и словами. Эта красота проявляется также в аудиоверсии, записанной Деррида для издательства Éditions des Femmes в 1993 году[1161].
Одновременно с публикацией книги «Жак Деррида» в Seuil в издательстве Minuit выходит небольшая книга совсем иного рода – «Другой курс» (L’autre cap). Это текст лекции, прочитанной в прошлом году в Турине на конференции «Европейская культурная идентичность» под председательством Джанни Ваттимо. В этом важном политическом выступлении Деррида, в частности, развивает мысль о том, что собственное качество той или иной культуры состоит в том, чтобы не быть тождественной самой себе: «Не в том, чтобы вообще не иметь идентичности, а в том, чтобы иметь возможность отождествиться с собой, сказать „я“ или „мы“, принять форму субъекта лишь в не-тождестве с собой или, если угодно, в различии с собой»[1162]. В тот самый момент, когда вспышки национализма приводят к кровопролитию и в Югославии, и в странах бывшего СССР, Деррида обдумывает проблему границ Европы. Не является ли то определение, которое она постоянно пыталась себе дать, например, в работах Гуссерля или Поля Валери, прежде всего негативным, основанным на исключении своего другого? Деррида далек от того, чтобы полностью отождествить себя с этой Европой.
Я европеец, я, наверное, европейский интеллектуал, я люблю напоминать это, напоминать самому себе, почему же я должен отрекаться от этого? Во имя чего? Но я не являюсь, не чувствую себя европейцем целиком и полностью. Этим я хочу сказать, мне важно или я должен сказать: я не хочу и не должен быть европейцем целиком и полностью. Принадлежать «в качестве составной части» и «целиком и полностью» – эти вещи должны быть несовместимыми. Моя культурная идентичность, от имени которой я говорю, не является только европейской, она не тождественна самой себе, я не являюсь «культурным» целиком и полностью[1163].
Начало 1991 года соответствует новому этапу в рецепции работ Деррида, прежде всего во Франции. В марте Le Magazine littéraire посвящает ему большую подборку
