«Нет, с этим покончено. Представьте себе, кем бы я стал, если бы жил в Берлине. Как бы я разговаривал с теми, кто бесстыдно сбежал от меня, узнав, что со мной можно больше не считаться? Ввиду того, как жалко ведут себя люди, не наврежу ли я своим друзьям? Любого, кто будет моим собеседником или придет ко мне в дом, обвинят в «сговоре с Бисмарком»! Кайзер выгнал меня, как лакея. Всю жизнь я ощущал себя дворянином, который не может оставить безнаказанным малейшее оскорбление. Я не могу требовать у кайзера сатисфакции, поэтому предпочитаю оставаться в стороне»98.
На следующий день баронесса поинтересовалась: почему же все-таки кайзер его уволил? Бисмарк ответил:
...
«Я скажу. Все произошло из-за Ферзена, главного льстеца99. Он сказал ему, что если бы у Фридриха Великого был или он получил бы в наследство такого канцлера, то он никогда не стал бы Великим, а он очень хочет стать Великим. Дай ему Бог таланта для этого. Я был тенью, заслонявшей его от лучей славы. Он не мог позволить, в отличие от деда, чтобы волшебством власти пользовались и его министры. Совершенно немыслимо, чтобы он и я могли работать вместе. Нам даже встречаться неприятно. Я для него как бельмо на глазу».
Один за другим начали умирать современники Бисмарка. 15 марта 1891 года скончался Виндтхорст, 24 апреля – Мольтке. В июне 1891 года Бисмарка в Фридрихсру навестил Ганс фон Клейст-Ретцов. Как он сам объяснял, его побудили к этому появившиеся в обществе разговоры о том, что все старые друзья бросили князя. Маленький Ганс остался доволен визитом: «Он был настроен доброжелательно и любезно. Я не заметил никаких признаков горечи. Печально только, что он уже давно перестал произносить молитвы за обеденным столом»100.
В 1891 году Герберт ездил в Фиум погостить в семье давнего приятеля по дипломатическому корпусу графа Людвига фон Плессена, женатого на старшей дочери графа Георга Хойоша и Алисы Уайтхед, дочери английского изобретателя торпед. Граф Георг подключился к бизнесу тестя и управлял в Фиуме заводом «Силурифико Уайтхед». Там Герберт познакомился с двадцатидвухлетней красавицей Маргеритой Хойош, и они обручились. Венчание было намечено на среду 22 июня в протестантской церкви на Доротея гассе в фешенебельном Первом районе Вены. Породнение Бисмарков с одним из самых знатных мадьярских домов в любом случае должно было вызвать большой общественный резонанс, но особый статус отца жениха создавал еще политическую конфликтную ситуацию для кайзера и канцлера Каприви. Они заподозрили, будто Бисмарк организовал женитьбу для того, чтобы снова взойти на дипломатическую сцену в Вене, и кайзер отреагировал в своей обычной нервозной манере. Бисмарк, естественно, уведомил власти в Хофбурге о том, что будет находиться в Вене с 15 до 22 июня. Одновременно он сообщил о желании нанести визит вежливости императору Францу Иосифу, которого знает уже четыре десятилетия. 9 июня кайзер повелел Каприви предупредить все германские посольства не обращать внимания на поездку бывшего канцлера, а 14 июня письмом попросил императора, «истинного друга», не принимать «этого ослушника , пока он не придет ко мне и не скажет peccavi » [112] 101.
Австрийскому императору ничего не оставалось, как отказаться от встречи с Бисмарком и запретить всему венскому официальному истеблишменту появляться на самом знаменательном светском мероприятии лета 1891 года, на которое были приглашены шестьсот гостей. «Нью-Йорк таймс» тогда писала: «Бросалось в глаза отсутствие австрийских чиновников. Австро-венгерская аристократия была представлена венгерскими магнатами в потрясающих национальных костюмах… Экс-канцлер был одет в форму германской гвардии, и на нем был шлем с серебряным орлом»102. Несмотря на мелочную мстительность кайзера, светский выезд Бисмарка превратился в его триумф. На всем пути до Вены и в самой столице его приветствовали огромные толпы людей. Фактически всю неделю его чествовали и в Вене, и в германских городах, через которые он проезжал, хотя им и было официально приказано не принимать отставника.
В Фридрисру зачастили всякого рода паломники-патриоты. Реальный Бисмарк, его реальная жизнь уже мало кого интересовали. Он стал идолом даже в таких городах, как Мюнхен, где его прежде ненавидели. Он символизировал величие Германии, и портреты «железного канцлера» в военной форме и со шлемом на голове висели в классных комнатах и гостиных. Его образ и тогда, и особенно после Первой мировой войны служил эмблемой германского могущества, как из рога изобилия посыпались статьи и книги на тему «Бисмарк-легенда», «Тени Бисмарка» – этот феномен подробно описал Роберт Герварт в исследовании «Миф Бисмарка»103. Военный мундир, шлем и агрессивное выражение лица как нельзя лучше передавали идею «крови и железа», культ германского милитаризма, глубоко укоренившегося в общественном сознании.
