Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
сессии Верховного Совета о том, что вражда и войны между Россией и Германией, как показывает история, не шли на пользу никому из них, а также повторяли, что советско-германский договор основывается на коренных интересах обоих государств. Он создал прочную основу для мира в Восточной Европе. Позднее, осенью, и даже в начале следующего года в германской печати продолжали появляться подобные публикации. В конце сентября политический обозреватель «Берлинер Бёрзенцайтунг» писал, что Германия, Италия и Япония «полностью согласны с тем, что Россия имеет право на собственное жизненное пространство, а также на ведущее положение в этом районе, который охватывает так называемую евроазиатскую зону». В конце октября «Франкфуртер Цайтунг» отмечала, что в настоящее время жизненно важные интересы обоих государств вызывают меньше трений, чем в 1914 году. «Их жизненные пространства соприкасаются, но не накладываются одно на другое. На каждом из них может жить по-своему и быть счастлив большой народ. Так обстоят дела сейчас, и так они будут обстоять и после войны, и так они определяют внешнюю политику каждого из этих двух государств. Понимание пользы, которую приносит согласование интересов наших стран, живёт в умах руководства и правящих кругов двух народов. Они стали умнее, они извлекли уроки из истории». Ещё 10 января 1941 года «Франкфуртер Цайтунг» писала по поводу советско-германских экономических соглашений: «Напрасно полагать, что отношения между Германией и Советским Союзом могут испортиться. Тот, кто думает, что между Германией и Советским Союзом могут возникнуть противоречия, неправильно понимает суть и характер большой политики. […] Жизненно важные интересы Германии и Советского Союза не пересекаются. Миру следует привыкнуть к взаимопониманию между Германией и Советским Союзом, это европейская реальность».
Выше я говорил, что во время нашей Зимней войны официальная Германия в силу договора с Советской Россией занимала полностью нейтральную позицию. Германские газеты писали о наших делах скупо. Правда, наша героическая борьба вызывала уважение и восхищение в германском народе, ценящем твёрдость духа и военные традиции. Но германский фюрер Гитлер смотрел на проблемы прохладно, в соответствии с интересами Германии, как он их понимал и излагал в своей книге «Майн кампф». Я уже упоминал, что Гитлер в речи 19 июля 1940 года отнёс Финляндию к государствам, в отношении которых у Германии не было интересов. В Финляндии, однако, жила надежда, что Германия поддержит нас перед своим партнёром по договору для сохранения нашей независимости, от которой, как мы думали, и Германии будет какая-то польза. В опубликованной 22 июня 1941 года ноте Риббентропа говорится, что советское правительство на переговорах 1939 года заявило, что оно не намерено оккупировать, «большевизировать» или захватывать государства, находящиеся в зоне своего влияния.
Наши отношения с Германией развивались благодаря экономическому сотрудничеству. Весной 1939 года было подписано торговое соглашение, и из-за начавшейся войны экономические связи с Германией приобрели для нас решающее значение. В 1940 году наш экспорт в Германию составлял 54,1 процента и импорт оттуда 20,6 процента от общего объёма нашего экспорта и импорта. В числе получаемых нами из Германии товаров были необходимые нам продукты питания, и мы, в свою очередь, поставляли в Германию важные для неё товары. Осенью 1940 года в подходах Германии к Финляндии мы начали ощущать изменения. Из осторожных высказываний дипломатов в Москве в конце лета – начале осени можно было сделать вывод, что Финляндия, по их мнению, входит в советскую зону влияния. Но позднее мы заметили, что интерес Германии к нашей стране увеличился. Наглядным примером этого стало заключённое между Финляндией и Германией в конце сентября соглашение о транспортировке германских войск через Финляндию в Норвегию и обратно, о чём писали и советские газеты. Поначалу в соглашении шла речь о перевозке германских солдат, отправляющихся в отпуск, и это было небольшое количество. Такие перевозки производились осенью и зимой, вплоть до мая 1941 года. Соглашение, таким образом, было таким же, как и заключённое Германией со Швецией. Молотов поднял этот вопрос в беседе со мной в конце сентября, спросив, в каких количествах будут производиться перевозки солдат и куда они направляются. Я ответил, что не могу дать точной информации. Сослался на соглашение Германии со Швецией, заметил также, что мы имеем с Советским Союзом такое же соглашение о транзите в Ханко. Из этого возник описанный мною ранее разговор, в ходе которого Молотов утверждал, что соглашение о транзите в Ханко основывается на Мирном договоре, а я высказывал иное мнение. В Кремле ещё неоднократно возникал разговор о перевозке германских солдат. Никаких протестов Молотов не заявлял. Он хотел получить только более точные данные о количестве перевозимых войск, но я давал лишь общие ответы. Когда я сказал, что германские войска следуют через Финляндию в Норвегию, но нам не известно, в какое место, Молотов заключил: «Это дело немцев, советскому правительству достаточно знать, что они не остаются в Финляндии». С германской стороны Кремлю заявили, что вопрос носит транспортно-технический характер и не имеет никакого политического значения для Советского Союза. После этого Молотов не возвращался к этому вопросу.
В течение осени большее внимание Финляндии стали уделять и германские газеты. И в ноябре имперский канцлер Гитлер в беседе с Молотовым в Берлине счёл необходимым в политических интересах своего государства поддержать нас так, как об этом было рассказано ранее.
Позднее я узнал, что подписание соглашения о перевозках и передвижение по стране на его основе германских войск вызвало у людей чувство безопасности и облегчения. Соглашению придавали большее значение, чем оно имело. Интерес Германии к Финляндии, проявившийся в соглашении о перевозках и в беседе Гитлера с Молотовым в ноябре, не помешал Кремлю позднее выступать против нас резко и угрожающе: в декабре 1940 года в связи с президентскими выборами, в вопросе об оборонительном союзе Финляндии со Швецией и в переговорах по проблеме никеля в Петсамо.
По сути, в отношениях между СССР и Германией налицо было не просто похолодание, а разрыв.
Начиная с осени 1940 года барометр странного сотрудничества Германии и Советского Союза, который больше года постоянно показывал хорошую погоду, задрожал, стрелка опустилась, стала показывать «переменно» и довольно часто – «буря», несколько раз она пыталась подняться, предсказывая хорошую и устойчивую погоду, пока через девять месяцев всё не было сметено мощнейшим землетрясением. Так описывает Гафенку развитие дружбы, сформированной в августе 1939 года. Он предполагает, что Гитлер, пойдя на августовский договор, исходил из того, что Советский Союз вернётся примерно к границам 1914 года. (Добавлю: не известно, было ли в отношении Финляндии условлено, что граница между зонами влияния Советского
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
