– Госпожа императрица…
Она погладила Чэнхуань по голове, словно пытаясь показать, что той вовсе не стоит грустить.
– У меня нет детей, и тем не менее я занимаю положение императрицы. Благородные супруги, подарившие Его Величеству двух принцев, вынуждены кланяться мне и не могут сказать и слова поперек. Зная историю императриц всех прошлых династий, это можно считать чудом. Я никогда не была самой любимой женщиной Его Величества, но он дал мне все, о чем я мечтала. Я не боюсь смерти, но не хочу расставаться с Его Величеством.
– Что бы ни происходило, вы всегда были рядом с царственным дядюшкой и всеми силами старались сделать то, что он хотел, – сказала Чэнхуань со слезами на глазах. – Только что вы рассказывали, как не хотели возиться со мной, закутанной в пеленки, но, поскольку царственный дядюшка поручил вам это, вы, госпожа, всегда заботились обо мне и оберегали. Прошу, не будьте так жестоки к себе. Когда скончался мой отец, царственный дядюшка заболел… Госпожа, вы непременно должны… Вы непременно сможете поправиться, ведь царственный дядюшка тоже не вынесет мысли о расставании с вами.
Из глаз императрицы полились слезы.
– Я бы тоже хотела остаться рядом с ним. Его Величеству очень тяжело. Он ни слова не говорит об этом вслух, и ему приходится справляться с этим грузом в одиночку…
Боясь чересчур взволновать ее, Чэнхуань запретила себе плакать и, вытерев слезы, сказала преувеличенно бодрым голосом:
– Скоро царственный дядюшка придет навестить госпожу. Я помогу вам умыться.
Императрица всю жизнь строго придерживалась правил и много времени уделяла своему внешнему виду, поэтому торопливо ответила:
– Хорошо.
Под вечер пришел император Юнчжэн и с одобрением отметил, что императрица выглядит гораздо лучше, чем вчера.
– Во дворце вашей супруги повсюду пахнет лекарственными травами, Вашему Величеству не стоит приходить сюда каждый день, – сказала довольная императрица.
– Когда мы принимаем лекарства, все равно хотим видеть тебя, а ты, выходит, нас видеть не желаешь? – поддразнил ее Юнчжэн.
– Ваша супруга вовсе не это имела в виду, – поспешно возразила императрица.
Император засмеялся:
– А если не это, то мы придем и завтра, и послезавтра.
В глазах у императрицы выступили слезы. Поколебавшись, она набралась храбрости и спросила:
– Как Ваше Величество относится к своей супруге? Если… если бы можно было начать все сначала, вы бы захотели снова взять меня в жены? Даровали бы вы мне вновь титул императрицы?
Еще в юном возрасте она была выбрана императором Канси, чтобы стать главной супругой четвертого принца, в первом году эры Юнчжэн ее возвели в ранг императрицы, и на данный момент они состояли в браке уже больше сорока лет. Их единственный сын скончался в сорок третьем году эры Канси, и с тех пор детей у нее не было. Никто не верил, что она, бездетная, удержится на позиции императрицы, она же, однако, удержалась. И сейчас, несмотря на то что ее болезнь уже давно стала неизлечимой, никто не осмеливался быть с ней неучтивым, будь то мать Хунли, урожденная Нюхуру, или же урожденная Гэн, мать Хунчжоу. Она осознавала, что причина в ее собственной осторожности и безукоризненности, но также и в том, что Его Величество обеспечивает ей защиту. И все же в душе она всегда сомневалась в его истинном отношении к ней, и ей всегда хотелось расспросить его об этом.
Император Юнчжэн долго хранил молчание, пристально глядя на императрицу. Та забеспокоилась и попыталась было опуститься на колени, чтобы попросить прощения, но Его Величество остановил ее.
– Еще в детские годы императрица приняла волю нашего покойного отца и стала нам супругой, – проговорил он, взяв императрицу за руку. – Вот уже сорок лет, как мы женаты, и все это время мы уважали и почитали друг друга.
Он на мгновение замолчал, а затем добавил:
– Кроме тебя, в нашем сердце нет иной императрицы.
Императрица опустила веки, и слезы заструились по ее щекам. Дрожа, она крепко сжала ладонь Юнчжэна.
Быстро вытерев глаза, Чэнхуань беззвучно покинула покои. Наверное, госпожа императрица в какой-то мере опасалась, что тетушка навредит ее положению, не зная, что царственный дядюшка весьма злопамятен, но в то же время не забывает и добро. Госпожа императрица ничем не обидела его, и он, разумеется, уважал ее, защищал и никогда бы не посмел ей навредить.
Царственный дядюшка любил тетушку, но никогда бы не стал пытаться оставить ее при себе, зная, что, дав ей титул императрицы, навредит тем самым своей первой супруге, которая всю жизнь поддерживала его. Впрочем, тетушка любила самого царственного дядюшку, а не власть, поэтому и не стала императрицей, хотя и могла.
Посреди ночи Чэнхуань внезапно проснулась. Мысли ее были в смятении. Не в силах усидеть на месте, она в тревоге ходила по комнате, когда к ней вдруг вбежал один из евнухов и, плача, сообщил:
– Императрица скончалась.
Все евнухи и придворные дамы тут же пали ниц, разразившись рыданиями.
Чэнхуань застыла, где стояла. Она слышала рыдания кругом, и ей казалось, что она сейчас разорвется от горя, но заплакать не получалось. Она даже не могла выговорить ни единого слова. В памяти внезапно всплыла строка из одного стихотворения царственного дядюшки: «Кого назвать могу я другом в залах этих? Лишь ветерок да ясную луну».
В чем же провинился царственный дядюшка? Почему Великое Небо одного за другим отнимает у него всех близких, оставляя его в этих залах совсем одного?
Десятый год эры Юнчжэна
Всю ночь дул северный ветер, засыпая землю густым снегом, белым и мягким, будто вата. Весь Запретный город побелел.
Чэнхуань сидела на кане и допрашивала бывшего ночью на службе евнуха:
– Кашлял ли ночью царственный дядюшка? Сколько раз он кашлял? Крепко ли он спал? Сколько раз просыпался? Хороший ли аппетит был у него с утра? Что он ел? Расспросив евнуха о каждой мелочи, она принялась давать ему наиподробнейшие указания.
Когда к ней зашли Хунли с Хунчжоу и услышали, что она сама приготовила сладости, они оба улыбнулись и сказали:
– Ты сделала за придворных дам всю работу. Чем им теперь заняться?
– С тех пор как в девятом месяце прошлого года скончалась госпожа императрица, у царственного дядюшки неважный аппетит, – тихо ответила Чэнхуань. – Его нрав стал более резким. Очевидно, что он в плохом состоянии, но все еще храбрится, не желая слушать ничьих советов, и даже от лекаря отказывается. Если скажу, что сама приготовила эти сладости, возможно, он съест чуть больше обычного.