– О! – улыбнулась Лика. – Перо! Да, были люди… Уговорил! – И повернулась к гостям, переходя на немецкий. – Вы Деби? – спросила она, пытаясь понять, где могла раньше видеть этого высокого мужчину, который наверняка являлся комбригом. Урванцевым.
– Да, – ответила девушка.
– А я Нор, – улыбнулась Лика. – Королева Нор, но вы можете не придавать моему титулу никакого значения. Называйте меня просто Лика. И вы тоже, – улыбнулась она мужчине.
– Я Кирилл Урванцев, – сказал он и сделал движение, как будто хотел протянуть ей руку, но вовремя себя остановил.
– То есть можно просто по имени? – спросила Лика, открыто рассматривая собеседника и все еще пытаясь сообразить, откуда она его знает, хотя было понятно, что знать она его никак не могла.
– Разумеется, по имени. – Он Лику тоже рассматривал, но так аккуратно, что не будь на ней Золотой Маски – «Слава богам, она вернулась!» – заметить его интерес было бы непросто.
– Вот и славно, – сказала она. – Я давно хотела с вами познакомиться, Деби и Кирилл, и рада вас видеть на борту «Вашума», однако я должна извиниться, срочные дела требуют моего присутствия на Земле. Но это нестрашно, Виктор покажет вам корабль, а мы с Максом вернемся часам к семи и присоседимся к вам за обедом. Принимается?
– Разумеется, – ответил Кирилл и на этот раз изобразил что-то, отдаленно напоминающее поклон.
«Да что он, других слов не знает, что ли?!»
– Да, конечно, – смущенно улыбнулась Деби, судя по глазам которой, парочка успела уже достойно отметить долгожданное «воскрешение» комбрига.
– Тогда до встречи! – Лика еще раз «лучезарно» улыбнулась и, подхватив Макса под руку, заспешила прочь.
* * *
– Сколько? – спросила она, взяв в руки выцветшую от времени картонную коробку от «Казбека». Ее била дрожь, и сердце сжималось от предчувствия чуда.
– Сколько чего? – Старик ее вопроса не понял.
Впрочем, стариком Андрей Львович был не по паспорту, а по внутреннему ощущению, и по его собственному, и по ее.
Лика открыла коробку. Серая с желтизной медаль «За отвагу» на маленькой прямоугольной колодке, выцветшая картонка наградной книжки и маленький невзрачный медальон из темного металла на такой же простой черной цепочке.
– Сколько вы, Андрей Львович, за это хотите? Денег.
– Да какие деньги? – удивился ее дядя. – Хочешь взять, бери. Я эту коробку лет десять как в руках не держал. Забыл совсем, что и есть. А другим и вовсе неинтересно. Тем более здесь, – добавил он с горечью. – Бери, если интересно.
Лика открыла книжечку.
– Андрей Львович, а кем она была?
– Она была врачом, насколько я знаю, – ответил Андрей Львович. – Работала в какой-то больнице в Ленинграде. И на фронте тоже была врачом.
– Нет. – Лика никак не решалась взять в руки медальон. Тянула. Откладывала момент. – Я другое имею в виду. Почему она не Крутоярская была?
– Не Крутоярская? – снова переспросил ее дядя, который, похоже, был несколько туг на ухо. – Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Тут написано, Наталья Евсеевна Дрей.
– Не знаю, – повторил старик. – Я о ней мало что знаю. Только то, что отец рассказывал, так ведь он и сам мало что знал. Он же пацан был, когда война началась, с двадцать шестого года…
– А муж? Я имею в виду вашего деда. – Она все-таки оторвала взгляд от медальона и посмотрела дяде в глаза.
– Про него я вообще ничего не знаю, – развел руками Андрей Львович. – Ты уж прости, но что есть, то есть. Отец говорил, что дед погиб, когда он только родился, так что… Я знаю только, что его звали Иван, а фамилия, как ты понимаешь… Ах да! Ты же, наверное, не Крутоярская давно… Крутоярский. Иван Крутоярский. Он в Средней Азии погиб. То ли пограничник, то ли чекист, но этого и отец точно не знал. Бабка, может быть, и рассказывала ему, да он не запомнил.
– Крутоярский, – повторила Лика и наконец взяла в руки медальон. Воздух стал прозрачен и тверд, как оптическое стекло, исчезли звуки, прекратилось движение. Маска остановила время, втолкнув Лику в мгновение между двумя ударами сердца.
На ее ладони лежал маленький темный овал, чуть выпуклый и довольно грубо обработанный по краям.
«Метеоритное железо», – подсказала Маска.
Две половинки железной чечевицы, скрепленные так, чтобы медальон уже было не открыть. А внутри… Внутри, чуть выступая наружу в самом центре медальона, лежал Камень. Очень маленький, но настоящий. Настоящий Черный Камень, который Лика почувствовала, едва войдя в комнату.
Она с трудом заставила себя вернуться в живое время реального мира. Естественно, о ее путешествии за грань яви никто не узнал.
– Это ее медальон? – спросила Лика.
– Да, – кивнул Андрей Львович. – Ее. Только это не медальон. Отец говорил, что это как оберег или ладанка. Она всегда его носила, говорила, дескать, умру, ты будешь носить. Но отец, конечно, не стал. Ты же понимаешь, в наше время… И потом, это же не пойми что…
– А как он к вам попал? Вы же сказали, она на фронте погибла?
Вопрос был ненужный. Ответ на него Лика знала и сама, просто постыдно тянула время, страшась и одновременно страстно желая сделать такое простое, казалось бы, дело, надеть амулет прабабки Натальи на себя.
– Его военные принесли, – сказал растерянно Андрей Львович. – Ну которые к отцу тогда, в сорок первом, с похоронкой пришли.
– А где похоронка? – спросила она, чувствуя, как оживает Камень в ее руке.
– А в коробке что, нет? – удивился Андрей Львович.
– Нет.
– Ну тогда и не знаю, – развел он руками. – Потерялась, наверное… А ты разве его не помнишь?
– Кого?
– Не кого… – смутился Андрей Львович. – А что. Медальон. Ты же, когда маленькая была, его носила.
– Я его носила? – нахмурилась Лика, пытаясь вспомнить, когда бы это она могла его носить, и удивляясь тому, что этот именно момент Маска из ее памяти извлечь не смогла.
– Ну да, – кивнул Андрей Львович. – Ты с ним играла часто, а потом – тебе года два было, я думаю, или три – надела на шею и ни в какую не хотела снимать. Долго носила… Пока эти, блин, умники, родители твои, не разбежались.
– И?
– А что «и»? Мать твоя Ивану все вещи в физиономию пошвыряла и выгнала. Я тебе, Лика, это потому говорю, что ты уже взрослая. Сама уже все понимаешь. – Он бросил быстрый взгляд на Макса, который все это время стоял за спиной Лики, но сам в разговор так и не вступил. – Вот тогда она и оберег этот у тебя отобрала и деду твоему в письме прислала: держи, дескать, свою драгоценность, а мне чужого не надо. Так что он и вообще, выходит, твой, раз его тебе еще дед отдал. Носи, если хочешь, хотя…
