И отказался выходить.
Тогда обратился к Гудмунду Торфинн, его зять:
— Плохо, что со мной в доме нет Ингибьёрг, твоей дочери. Гудмунд отвечает:
— По мне, так не плохо, а вовсе даже хорошо. А кабы она и была здесь, так сегодня это ничего бы не изменило.
Тут выпрыгнул наружу Халль сын Никуласа. Он уже едва соображал от жары и сразу плюхнулся в ручей, что протекал перед домом. А нападать на него должен был Снорри сын Арнтруд, и он подскочил туда и зарубил его насмерть прямо в ручье.
Затем наружу вышел Тьёрви, и ему был назначен в противники Торвальд с Хромой реки, и он пронзил Тьёрви насквозь мечом. А затем Тьёрви вышел на поле и подошел туда, где стоял Гудмунд.
Гудмунд не видел, что Тьёрви ранен, и сказал:
— Раз так, даруем Тьёрви мир, — говорит он, — хотя ты этого и недостоин.
Тьёрви отвечает:
— Нет мне проку от мира, — и упал наземь замертво.
Тогда выскочил наружу Лейв сын Никуласа. А ему противником был назначен Гудмунд сын Тасси. Лейв был без оружия, и хватает человека по имени Свейн сын Йона, и закрывается им. Это увидел Хакон сын Торда и нанес Лейву удар топором по плечу, так что снес все плечо и руку. С этим увечьем Лейву удалось скрыться в церкви.
Ночью поднялся ветер, и всем казалось, что не иначе как загорится и церковь. Тогда Гудмунд принес обет, что отдаст церкви Целую корову, если она выстоит. И ветер тут же унялся. А вскоре после этого поднялся ветер от церкви, да такой сильный, что погасил весь огонь между ней и домами. И стало уже совсем не подойти к пожарищу — головешки вылетали из пламени так высоко, что падали далеко вокруг, и постройки заполыхали вовсю.
Тут они увидели, что в углу дома обрушилась стена, и оттуда что-то выскочило, и они заметили это не прежде, чем выскочивший пошевелился, и спросили, кто бы это мог быть.
Человек ответил и назвался Торфинном. А противником ему был назначен Стейн с Каменников. Но он медлил, потому что на нем [Торфинне] горело все, и волосы, и одежда. Тогда подскочили к нему сыновья Арнтруд, Торстейн и Снорри, и стали рубить его.
Торфинн сказал, что на их месте рубил бы посильнее да почаще, потому что если он выживет, то не найдется человека, который причинит им больше зла, чем он.
Торфинн со своими увечьями укрылся в церкви и прожил еще три ночи.
Но люди говорили, что Торфинн не выжил бы, даже если бы не получил увечий, — так жестоко с ним обошлось пламя.
А Гальм и Энунд сгорели в доме.
Хутор догорел до времени завтрака. Тогда сыновья Торда прошлись по пожарищу и наносили удары копьями в любые места, где, как им казалось, могли остаться пустоты, в которых могли бы прятаться люди. А после этого поехали они все прочь и позавтракали на Гребне. А как они уезжали с пожарища, Кольбейн сказал вису:
Наглые
нравом
угля
Ньёрды славили ф
ьорда
игр щито-
аса трусом,
агнцем с др
ожью в н
ожках. Ныне
ясно:
ели узн
али —
ярл задал им ж
ару — почём
лезвий
лязга
лиха ф
унт от Гудм
у́нда.[673]
В тот же день Кольбейн уехал на запад домой. И все они принесли клятвы, прежде чем расстаться, что каждый отомстит за каждого, если из этого дела что-то произойдет. А один человек отказался. Это был Берси сын Вермунда с Вересковой горы. Он сказал, мол, не улыбается ему тратить жизнь на месть за разных подонков, пусть они и были с ним в этом походе.
15
[1197 г.] Теперь Гудмунд решил, что у него прибавилось недругов, и послал он людей к Эгмунду Вертелу, и обещал выдать ему то имущество, что ему причитается и что он раньше удерживал, и сказал, что выплатит все, если тот приедет сам. Эгмунд тем временем завел какое-никакое хозяйство на хуторе, что называется на Шее. Эгмунд прикинул, что у него не хватит средств собрать столько людей, чтобы у него было не меньше, чем у Гудмунда, и не поехал. Тогда Гудмунд сам собрал имущества на полагающуюся сумму, о какой раньше был уговор, то есть двенадцать сотен, и накинул сверх того еще три сотни, и отослал ему, и добавил, что Эгмунду не стоит выступать против него в тяжбе по тому делу, что произошло. И имущество попало в руки Эгмунду, и он был этому рад.
Меж тем люди из долины Алтарной реки оказались под пятой у Гудмунда, и положение их стало настолько тяжким, что они послали за епископом Брандом, пусть приедет с запада и замирит их.
Епископ немедленно отправился через пустошь, а они взяли с собой кожи и веревки и собирались сделать носилки и нести в них епископа, если он устанет в дороге.
И как он добрался до них, удалось ему уговорить их согласиться на встречу, где бы они замирились, а мирить их должен был Йон сын Лофта.
Тогда Торгрим Домочадец послал людей к Сэмунду сыну Йона, потому что его дети, Сэмунда, Пауль и Маргрета, приходились ему племянниками по сестре.
Тогда Сэмунд собрал людей и с большим отрядом поехал на альтинг.
В то лето на альтинг приехало очень много народу, и большие люди приехали с большими отрядами, и все люди на тинге разделились на два лагеря. На стороне Гудмунда и Кольбейна был Торвальд сын Гицура и все [его] братья, и еще с ними был Сигурд сын Орма. А с Сэмундом были все сыновья Стурлы.
А Эйольв сын Халля с Мычащих дворов поехал на юг в Болота и встретился там с Йоном сыном Лофта. Тот не собирался ехать на тинг, а Эйольв ему сказал, что на тинге все готовы замириться, если только мировую объявит он сам.
Йон отвечает:
— Не подхожу я для этого, — говорит он, — потому что никогда прежде мне не приходилось выносить решение в подобном деле.
Эйольв отвечает:
— И все же стоит приложить усилия и попытаться замирить людей. И неясно, кто возьмется выносить решение, если ты сам говоришь, что не подходишь для этого.