Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
Мужчина отскакивает, покачиваясь. Одной рукой он выполняет сложное движение оружием, другой дергает себя за бок. Панцирь спадает с него с сухим шелестом, оказываясь не чем иным, как двумя фрагментами тонкой, покрытой лаком кожи. Это маскарад, а уж коли маски сброшены, воин намеревается выступить в истинном своем виде.
Чернокожая женщина позволяет это ему, спокойно на него поглядывая. Она не боится, ее красивое лицо с идеально вылепленными скулами и полными губами не выражает ничего, кроме интереса с ноткой отвращения.
Броня ее противника показывается во всей красе. Она белая, а в местах сочленений имеет цвет старой слоновой кости. Это слабые точки, и женщина внимательно за ними наблюдает.
– Венлегго, – тихо говорит чернокожая великанша. Это первое ее слово, и, кажется, только воин из пустыни, стоящий рядом с хозяином с мечами в руках, удивлен. – Это плохо, что вы вмешиваетесь.
Белый доспех молчит, что и понятно, поскольку женщина, с которой он пришел, отступила на несколько шагов и никто не может быть его голосом. Оружие, которое он удерживает двумя руками, нацелено в грудь темнокожей. Он проиграл. Он должен понимать, что проиграл, потому что здесь, в комнате под храмом Владыки Огня, лишь неожиданная атака могла дать ему шанс убить мальчишку. Его спутница стоит рядом и смотрит на темнокожую великаншу гордо и без страха.
– Не притворяйся, что ты удивлена, Деменайя. Ты знала, кто мы такие. Нам отказали в правах, оттого мы берем что наше.
Хозяин поднимается с трона и, обойдя свою защитницу, встает напротив этой пары:
– Берете? Я так не думаю. У вас был шанс, но вы проиграли. Честно. А в ответ попытались устроить убийство исподтишка.
Узкий клинок подрагивает, но не приближается к Самию ни на волос.
Всякий хочет жить.
– Ты уйдешь. В память о прошлых союзах и из-за отчаяния от кааф. Но теперь нас не связывают никакие клятвы или обещания. Если хотите войну – то вы ее получите. А как она выглядит – смотри.
* * *
Кричат площадь, стены домов, крыши. Толпу охватывает религиозный экстаз. Кто-то прорывается за кордон солдат, танцует, кружится, один из щитоносцев поднимает копье, но вдруг падает – опрокинутый ладонями, множеством ладоней, – а товарищи его миг-другой сопротивляются, а потом смыкаются в защитный круг, закрываются за стеной щитов, словно в крепости, где-то за спиной Деаны резко звенят клинки, она медленно поворачивается: если бы кто-то попытался напасть на нее, она погибла бы от первого же удара, потому что тальхеры сделались тяжелы, словно кузнечные молоты, она едва может удержать их, но не она цель нападения, это сходятся в схватке желтизна, зелень, цвет коричневый и красный, каждый против каждого – так ей кажется, хотя красный, цвет курток гвардии Обрара, падает чаще, а вокруг нее вдруг вырастает стена двух, трех рядов вооруженных солдат – это Соловьи отделяют ее от мира, они наконец обрели свою лояльность, нашли свой миг, она смотрит на лица, молодые и старые, на которых отпечатались страх, обожание и чувство вины, и знает, что они – ее, не навсегда, о нет, но сейчас, здесь их жизнь – в ее руках, жаль только, что ни один не думает о том, чтобы подойти, подставить плечо, поддержать, а она вот-вот упадет…
Она моргнула, и ощущение пустоты и нереальности исчезло. Она вновь твердо стояла на земле, а перед ней клубилась и волновалась площадь. От улочек, обозначенных линиями щитоносцев, не осталось и следа, толпа захлестнула те места, где ранее стояли солдаты, окружала их и перла вперед.
Было так тесно, что у Буйволов не имелось и шанса опустить копья, они могли лишь стоять и пытаться удерживать строй. В нескольких местах над толпой подняли то, что осталось от несчастливых воинов, окровавленные останки, передаваемые из рук в руки, их дергали и подбрасывали, словно тряпичных кукол. Звуки битвы за Деану сделались громче, но она не отвернулась: результат этой схватки не имел значения – теперь важна была лишь жалостливо немногочисленная группка, собравшаяся вокруг лежащего на лестнице мужчины.
Она зашагала вперед, а кордон из Соловьев – следом.
Лавенерес был бледен, и при виде тех нескольких швов, которые наложил ему отравитель, приличный швец от отчаяния выколол бы себе глаза. Она проигнорировала придворных, падающих на колени, проигнорировала умоляющий жест Варалы. Она присела и притронулась ко лбу раненого. Холодному, словно каменные ступени, на которых он лежал.
– Забираем его во дворец, – сказала Деана. – Туда, где его место.
– А это, – Сухи указал на площадь, – оставишь так? Одно твое слово…
Деана взглянула на него. Даже если бы она стояла пред ним, облаченная в божественное пламя, он все равно говорил бы с ней как с простой девушкой. Такое уж он сокровище.
– Пусть выгорит.
– Что?
– Все, что здесь собралось. А мы пойдем.
Толпа расступалась перед ними, словно волна перед носом лодки.
Она же доставляла своего князя во дворец.
* * *
Метла. Пепел. Уборка.
Тут тихо и пусто, а серые хлопья падают все гуще и гуще.
Слуга знает, что это значит. Бог опечален и обеспокоен.
Идут дни пепла.
Глава 24
Меч звенит и вибрирует, пока кандалы, держащие запястья вора, кажется, не начинают обжигать. Голос Оума стихает, удаляется, словно божок исчерпал свои силы. Неважно.
Он сказал достаточно.
Хотя бы то, что он, Альтсин Авендех, в расчет не берется. Он просто сущность, на которую наступила нога бога. Сущность настолько наглая, что осмелилась потеряться. Но сущность и совершенно лишняя – теперь, когда поблизости ждет другой. Покорный и готовый подчиняться.
Так было всегда. Люди – лишь пыль под ногами, верные, которые должны своими молитвами, верой и сосредоточенностью ткать Силу для Бессмертных; мясо, одинаково хорошее для Объятия и для навязывания воли. Сосуды.
И этого не изменит ничто.
Пощечина, которой угостила его та девка, жгла сильнее, чем побои, полученные от графа. Потому что та оказалась настолько… презрительно-снисходительной. Словно девка щелкала по носу непослушного, не в меру расшалившегося пса.
Он стиснул зубы.
Боль? Страдание? Открыться духам? А может – одному духу, да? Тому, который так близок, что ближе уже и невозможно. Объятия? Смешение? Все равно. Только бы перестать оставаться пешкой в этой игре. Слышишь, Оум? Я не стану пешкой в ваших игрищах! Если я должен подохнуть, то подохну, если я должен Смешаться с безумным божком, то Откроюсь ему и Смешаюсь. Но никто не станет считать меня пешкой или неудобным сапогом на ноге.
Слышишь? Это мое решение! Моя воля!
Стоя спиной к мечу, он пинает ногой за спину и чувствует, как клинок разрезает ему мышцы. Еще раз и еще. Он кричит, потому что клинок остер, как зараза, режет глубоко, и боль взрывается, будто вулкан. Тут речь не только о ранах тела – клинок этот вспарывает душу. Раны, нанесенные графом, отзываются все сразу, словно удары эти пали на него только сейчас, крик Альтсина переходит в вой.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
