Личная жизнь. — Собрался в Марокко. — В Югославии. — Самоубийство Екатерины Григорьевны. — Новое поколение белогвардейской молодежи. — Вторая мировая война и русское зарубежье
Мировой экономический кризис 1929 года добрался до шульгинского поместья на польско-советской границе, и мельница-кормилица в Курганах перестала приносить доход. Надо было думать об источнике пропитания.
Шульгину предложили работу во французском Марокко — что-то вроде контролера местных французских «колонов», которые получали субсидии из Парижа и должны были от них отказываться, когда ставили свое хозяйство на ноги. Поскольку многие предпочитали не расставаться с субсидиями, требовались контролеры. За эту работу платили тысячу франков, что было совсем неплохо. К тому же выдавали велосипед или оплачивали проезд на автобусах и поездах.
Конечно, в социальном плане это было бы явным падением. Но Шульгин в Северную Африку, где хороший климат и дешевые продукты, не поехал.
8 мая он написал Маклакову: «Она давно уже решила переехать в Белград к отцу, так как он уже очень стар и одинок, хотя и бодро работает. А я не хотел переезжать, потому что в Белграде крайне трудно устроиться в смысле материальном; здесь я нашел бы легче что-нибудь и уже имею хорошее, сравнительно, предложение в Марокко. Но не судьба. Конечно, „сверхчеловек“ перетерпел бы и поехал бы в Марокко. Но из меня, кроме прочих причин, потому ничего и не вышло, что линия моего поведения всегда диктовалась мне „душевными неодолимостями“. Так и сейчас.
Это я пишу Вам только для того, чтобы объяснить свои колебания и „пятницы“. В сущности, я думаю, решается вопрос ближайших лет (для меня). Приехав в Белград, я, очевидно, там и останусь. А это обозначает совершенно иную линию жизни. И, вероятно, не из розовых. Вот почему я решаюсь ехать. Только после того, как исчерпал все возможности сопротивления фатуму»[509].
Горькое признание: «Из меня ничего не вышло».
Он осел в Югославии, где жили его сын, родственники и свояки и вообще была большая русская община. Сын Дмитрий учился на инженерном факультете в Белграде.
Однако родственники на встречу собрались по печальному поводу: в ночь с 18 на 19 мая 1930 года в возрасте 56 лет от скарлатины умерла Алла Витальевна Билимович. Ее похоронили в Любляне, где остались ее муж и дочь Таня.
Пожив в Любляне в осиротелой семье Билимовичей десять дней, Василий Витальевич и Мария направились в Белград. Здесь ее отец вел строительство Офицерского собрания, красивого здания с лепными потолками. Она стала искать себе работу, не нашла и вдобавок заболела.
Перебрались в Рагузу (Дубровник), старинный приморский город, известный в русской истории тем, что отсюда граф Алексей Орлов вывез в Россию самозванку княжну Тараканову, угрожавшую царствованию Екатерины Великой.
В Рагузе Павла Витальевна Могилевская, вторая сестра Шульгина, купила для него на «мельничные» деньги участок земли, и он начал строить там дом. Одновременно стал работать кассиром в местной строительной фирме «Атлант», где служил и младший брат Марии Владимир, выпускник Киевского кадетского корпуса, успевший повоевать на Гражданской.
Шульгин с иронией вспоминал свой строительный опыт: «Так я вошел в структуру „Атланта“ и познакомился с деятельностью фирмы с внешней стороны, а также узнал ее подноготную. Первое здание, которое мы строили, была военная хлебопекарня. Здесь я сразу наткнулся на подноготную работы фирмы. Подрядчики брали заказы с публичных торгов и, как правило, получал заказ тот, кто брал дешевле. При этом, конкурируя друг с другом, подрядчики понижали цену до уровня, когда работа становилась для них убыточной. Как же они выходили из этого, казалось бы, безвыходного положения? Довольно просто. Они обязаны были примешивать в глину семь процентов чистого цемента. Цемент в ту пору был довольно дорогим материалом. Они же добавляли менее семи процентов, доводя до минимального предела. Предел же был таким, что после постройки здания оно рассыпалось. Примерно в это же время в Париже рухнули два дома, потому что в раствор было вложено всего два процента цемента. До этого рагузские подрядчики не доводили, но вместе с тем офицеры, ответственные за стройку и контролировавшие весь процесс строительства, прекрасно знали, что в растворе семи процентов цемента не было. Они, в свою очередь, закрывали на это глаза, потому что при сервировке традиционного обеденного стола контролирующей комиссии от Военного министерства в салфетки вкладывались соответствующие суммы. В этом случае подрядчики получали дополнительные авансы, чтобы достроить здания. Все эти деньги проходили через меня. И это был принятый порядок не только в фирме „Атлант“»[510].
