Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 156
– Эх, хоть в руках подержать бы, – мечтательно сказал Федька.
– Мальчишки, – усмехнулась Катерина Михайловна, – сам ранен в рукопашной, а ему томагавк подавай.
– Брат Сашка, как мы французов с Корабельной выбивали, – вспомнил Федька. – Я так в Корпусе, на кулачках, не дрался! Я передал весть, возвращался, слышу, что французы прорвались. Потом вижу: генерал Хрулёв, он дельный командир, хотя и армейский, ведёт роту в атаку и кричит: «Благодетели мои, в штыки! Дивизия идёт на помощь!» Я следом, солдата ранили, я ружьё у него схватил. Французы в избах засели, мы их чуть не досками и камнями лупили. Заскочил в одну хату, там пятеро мсье сидят. Слышно, как за стеной солдаты французов гонят, эти и не знают, стрелять в меня или сдаваться. Я им ору с порога: «Ренде-ву! Ан деташемен дерье муа!» Если генералу можно говорить, что дивизия идёт, так чего же и мне не соврать, что за мной рота? Они и сдались. Вот по башке меня в другой хате зацепили…
– Потом расскажешь, – сказала Катерина Михайловна. – Саше надо спать, а я все же должна признаться в результатах сношения с неприятельской стороной. Саша, я виделась с Джейн. К сожалению, перемирие было слишком коротким, чтобы она смогла тебя посетить. Я рассказала ей о твоём состоянии, хотя боялась сглазить, но сказала – будешь жить. Она не стала писать записку на английском, но продиктовала, и я записала по-русски. Федька, брысь!
Федька отошёл. Врачи тоже закончили обход.
Саша, здравствуй.
Спасибо тебе – ты знаешь за что.
Папа был ранен при последнем штурме, очень тяжело. Его отправляют в Стамбул, и я послезавтра уплываю с ним.
Саша, я не знаю, что тебе сказать, но я вспомнила детскую песенку. Там есть такая строчка…
– Я её вольно перевела на русский, – улыбнулась Катерина Михайловна.
Тем, кто не умеет прощаться,
Надо как можно чаще встречаться.
А значит, Саша, мы ещё должны встретиться, когда закончится эта глупая война.
Передай привет дяде Льву, Марфуше и Карри.
Тот же самый поэт сказал, что в дороге надо вести дневники, а письма писать из дома. Давай ты напишешь мне, когда приедешь в Рождествено, а я тебе – когда вернусь в Освалдби-Холл.
Джейн
Саша улыбался. От письма, а ещё потому, что над ним опять навис Федька.
– Сашка, я тебе вишни оставлю. Слушай, в Севастополе этом не жизнь, а рай: идёшь напрямки по садам, хаты, понятно, от бомб сгорели, а над тобой и вишни, и абрикосы, и сливы, и шелковица. Глядишь, ещё продержимся, и виноград созреет. И все не как у нас, сладкое такоеее!
Федька еле увернулся от новой попытки Катерины Михайловны поймать его ухо.
– А теперь мы оставим тебя в покое. Федька, к тебе особо относится. Но имей в виду, скоро тебя потревожит князь Васильчиков. Между нами: он сделал редкий для себя поступок – взял назад своё слово. Но он будет мучить тебя вопросом, может, хотя бы ты знаешь, почему на этом участке обороны французская колонна начала атаку раньше срока и как ты оказался в её середине.
Саша улыбнулся:
– Я отвечу вам, как и князю. Не-зна-ю.
Конец пятой части
Эпилог, состоящий из нескольких писем, посланных примерно одновременно, но во встречных направленияхРождествено, мая ** дня 1856 года
Дорогая Джейн!
Война закончилась, и я пишу тебе письмо из Рождествено.
Начинаю с приветов. Тебе привет от Льва Ивановича. В письмах он неизменно сообщал, что здоров и не тревожится за меня. Но поверь, Джейн, увидев его, я впервые пожалел о своей поездке. Лев Иванович полностью поседел и, как сообщила Марфуша (тебе от неё тоже большой привет), болел беспрерывно.
Слава Богу, сейчас он поправляется. К тому же ходят слухи, что Россию ждут большие перемены, может, даже освобождение крестьян. Эти слухи бодрят дядю не меньше моего возвращения.
Скоро в наши края вернутся Катерина Михайловна и Данилыч. Про Катерину Михайловну можно сказать в двух строках: она работала в госпиталях, сначала Севастополя, потом Симферополя. Там она вынудила двух воров подать в отставку, а третьего вынула из петли (на случай, если я слишком буквально перевёл идиому, – предотвратила его самоубийство), уговорила поработать несколько месяцев санитаром и лишь потом вернуться к этой идее[104].
У Данилыча приключений было больше. Как выяснилось, Катерина Михайловна, пока я лежал в Севастопольском госпитале, скрыла от меня, что в ту ночь, когда мы расстались, Данилыч был ранен и оказался в плену у французов. Они вытащили из него пулю и, видимо опасаясь, что он, чуть поправившись, взбунтует и уведёт всех пленных, поторопились отправить в Марсель.
Как бывает с твоими (да и моими) хандрящими соотечественниками, морское путешествие освежило Данилыча, восстановило силы, и он, уже когда корабль проходил Босфор, прыгнул за борт и благополучно добрался до турецкого берега. Там быстро поправился у знакомых армянских купцов и направился на Кавказ, уже по южному берегу Чёрного моря. По дороге он выдавал себя за поляка – добровольца турецкой армии.
Приблизившись к территории боевых действий, Данилыч сначала нашёл в горах нескольких беглых русских пленных. Вместе с ними создал небольшой отряд, с которым разгромил два конвоя с пленными и рабами, захваченными башибузуками. Одним словом, к стенам крепости Карс, осаждённой русской армией, он привёл уже чуть ли не полк, с обозом, артиллерией и знамёнами (конечно, трофейными).
Когда на Кавказе установилось перемирие, Данилыч за две недели добрался до Симферополя, привёл в порядок возок и двинулся в обратный путь. Это мне известно из письма Катерины Михайловны. Она передаёт тебе большой привет, Данилыч тоже.
Тебе привет от Карри – кажется, так ты называла Карагеза. Поверь, когда я захожу на конюшню, он ржёт, будто хочет спросить: когда же ты вернёшься? Он не обижается на тебя за ночную прогулку.
И напоследок о самом скучном – о моих приключениях. Собственно, их и не было вообще. Так как я получил несколько ран, то выздоровление проходило безобразно долго. Меня отправили из Севастополя в Симферополь. Там я узнал, что войска союзников смогли овладеть Севастополем, или, как говорили мне раненые моряки, «лишь Южную сторону захватили». Правда, при этом они плакали.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 156
