Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Что касается городской геральдики, то она (в отличие от областной, символизировавшей территориальные титулы государя) была следствием достаточно высокого уровня развития «третьего сословия» и городского самоуправления. В Центральной Европе городские гербы появились в XIV в., на Руси – в XVIII в. Массовое наделение городов гербами в России XVIII в. было результатом признания не только их политико-административной роли, но и хозяйственной индивидуальности, права иметь свои органы местного самоуправления. Ни западные города VII–IX вв., ни русские города XIV–XVI вв. не доросли до идеи собственно городских гербов. Республиканские эмблемы Новгорода и Пскова на их печатях были символами государственной власти, но не города как такового. Так же и областные эмблемы на большой государственной печати Ивана Грозного отражали власть монарха над определенными территориями, указанными в его титуле. Многие из этих эмблем в XVII в. были заменены новыми (см.: Титулярник 1672 г.).
Развитие феодализма в России в XIV–XVI вв. было в известной мере более «чистым», чем феодальное развитие во Франкском государстве VII–IX вв., которому приходилось так или иначе переваривать римское наследие с его специфическими экономическими и политическими структурами. Римская вилла и пришедшая ей на смену раннефеодальная вотчина дали более могучие всходы, чем формировавшееся в Северо-Восточной Руси с XIII–XIV вв. боярское землевладение. В Новгороде, где как боярское, так и монастырское землевладение развились раньше, чем на востоке, и уже достаточно заметны в XII в., княжеская власть уступила место олигархическому правлению. Тверское княжество в XIV в. было феодально более развитым, чем Московское. Здесь, по-видимому, интенсивно шел процесс складывания класса феодальных вотчинников, которые группировались вокруг удельных центров. Власти тверских великих князей противостояла власть князей кашинских, зубцовских, микулинских и др. В XIV и XV вв. тверские князья, великие и удельные, иногда коллективно выдавали жалованные грамоты (например, Отрочу монастырю), чего в Москве никогда не наблюдалось.
В Московском княжестве тенденция к созданию удельных династий тоже была (князья серпуховские, галицкие, белозерские и др.), но борьба с уделами шла более активно, чем в Твери, и выделение новых уделов сыновьям великого князя сочеталось с курсом на ликвидацию уделов других его родственников. В XIV в. боярское землевладение распространялось в Московском княжестве небольшими островками в океане «волостных» земель, составлявших великокняжескую «отчину». В силу своей немногочисленности и земельной слабости московское боярство XIV в. не могло стать серьезной оппозицией великокняжеской власти. Напротив, оно стало ее опорой и с ней связывало свои надежды на процветание.
Институт московских тысяцких (главнокомандующих), таивший в себе некоторую опасность для княжеской власти, был ликвидирован в 70-х годах XIV в., не успев превратиться ни в подобие франкского майордомства, ни в подобие японского сёгуната.
Если мы сравним феодально более развитые Новгород и Тверь с Нейстрией, Бургундией и Аквитанией во Франкском государстве, а феодально менее развитое Московское княжество с Австразией, то заметим, что и тут, и там во главе процесса централизации идут феодально менее развитые регионы. Успех австразийских майордомов в VIII в. в большой мере определялся ослаблением Нейстрии, Бургундии и Аквитании, где вследствие интенсивного развития феодального землевладения был силен сепаратизм знати. Недостаточность частнофеодального развития в Московском княжестве способствовала укреплению великокняжеской власти. Начавшийся с конца XIV в. рост монастырского землевладения и превращения монастырей в союзника великокняжеской власти еще более подняли авторитет и значение последней. В этих условиях развитие феодального землевладения уже не могло стать ограничителем дальнейшей централизации власти в руках московских великих князей. Новые категории землевладельцев – монастыри и (с конца XV в.) помещики – были заинтересованы в расширении внутренней и внешней колонизации земель и прикреплении крестьян к земле. Именно эти задачи и выполняло феодальное централизованное государство. Венчание Ивана IV на царство в 1547 г. находит прямую аналогию в коронации Карла Великого императорской короной в 80о г.: и тут, и там – имперские претензии, планы новых территориальных захватов и сверхрегионального господства.
Сложившееся к концу XV–XVI вв. Русское государство имело в целом ту же социальную базу, что и империя Карла Великого. Более ранняя «империя Рюриковичей», т. е. Киевское государство, в социально-экономическом плане совершенно не соответствует Каролингской монархии. Парадокс заключается в том, что Русское государство XV–XVI вв., будучи по типу социальных отношений близким к Каролингской империи, имело другую, чем эта монархия, историческую перспективу: не распад, а укрепление и переход к абсолютизму. Надо, однако, заметить, что был в истории Руси момент, когда установление крепостного права совпало с кризисом феодального государства. Это рубеж XVI–XVII вв. «Смута» оказалась своеобразным проявлением той общей закономерности, что развитие феодальных отношений, высшим показателем которого служило закрепощение крестьян, приводит к краху раннефеодальной централизованной монархии.
Этот крах в какой-то мере предчувствовал Иван Грозный. Еще боярские временщики периода его малолетства испугались чрезмерного усиления власти наместников, особенно в таких городах, как Новгород и Псков, и провели губную реформу. Сам Иван видел повсюду измену, но не потому, что она была на самом деле, а потому, что развитие феодального землевладения и крепостного права делало из представителей господствующего класса в некотором роде сеньоров – носителей тенденций феодальной раздробленности того нового типа, которого на Руси раньше не было и который мы знаем по западной истории X–XIII вв. Опричниной и казнями Иван IV хотел предотвратить распад государства. Борьба против объективных экономических законов всегда бывает кровавой, но на стороне Ивана Грозного были такие факторы, как недоразвитость русской светской сеньории и отсутствие политической самоорганизации класса феодалов. В соседней Речи Посполитой, где в силу большего развития частной собственности феодальные сеньории и города обрели большую степень экономической и политической независимости, распад государства в конце концов наступил.
Принятые сокращения
ААЭ – Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии наук. Дополнены и изданы высочайше учрежденною Комиссиею. СПб., 1836. Т. I–IV
АЕ – Археографический ежегодник. М.
АИПС-1 – Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. СПб., 1858–1861. Кн. 1–6
АИПС-2 – Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. СПб., 1860–1869. Кн. 1–6
Амвросий – Амвросий [Орнатский]. История российской иерархии. М., 1811, 1812, 1815. Ч. III, IV, VI
АСЭИ – Акты социально-экономичской истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. М., 1952, 1958, 1964. Т. I–III
АЮБ – Акты, относящиеся до юридического быта древней России. СПб., 1857, 1864, 1884. Т. I–III
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157