немцев, который продолжался месяцами, а иногда и годами. Число беженцев и перемещенных лиц, стекавшихся во вновь образованные оккупационные зоны Германии, составило около 12 миллионов человек. Число погибших трудно определить, и уже сразу после начала войны оно вызывало политические споры. Точно можно установить гибель около 500 тысяч немцев, бежавших или изгнанных из стран Центральной и Юго-Восточной Европы, судьба еще 1,5 миллиона человек остается невыясненной. В это число входят около 600 тысяч гражданских лиц из числа немцев, депортированных Красной армией в Советский Союз для принудительных работ. Об их судьбе почти ничего не известно; предположительно, около половины из них погибли в заключении.
Политическое обоснование высылки было обусловлено дискуссиями на мирных переговорах в Париже после Первой мировой войны, когда, как уже говорилось выше, создание новых этнически однородных национальных государств по образцу Западной Европы превратило более 25 миллионов человек в Европе в «меньшинства». Турецко-греческий обмен населением, в ходе которого было изгнано и переселено более двух миллионов человек, явился предвестником нового способа решения проблемы меньшинств в Европе: создание этнически чистых национальных государств путем массового и насильственного изгнания национальных меньшинств. Гитлер взял этот принцип на вооружение в своей политике «этнических чисток» и радикализировал его до крайности, начиная с переселения поляков и привоза этнических немецких поселенцев и заканчивая депортацией европейских евреев, для которых в конечном счете больше не осталось мест для расселения.
Идея о том, что конфликты между этническими группами могут быть прекращены путем этнического разделения и масштабного обмена населением, доминировала и в дискуссиях союзников о предстоящем изгнании немцев с восточных территорий. Президент Рузвельт, например, подчеркивал, что будет предпринята попытка «удалить пруссаков из Восточной Пруссии, подобно тому как греки были переселены из Турции после последней войны». При этом, по мнению британского лейбориста Эттли, немцы «не имеют права апеллировать к моральным законам, которые они сами игнорировали». Переселения, несомненно, будут «очень, очень болезненными, но, возможно, они гораздо лучше, чем вечный очаг волнений среди людей, которые их ненавидят»[37].
На самом деле изгнание людей и отделение восточных территорий преследовали прежде всего цель морального и материального возмездия за бесконечную череду преступлений Германии в течение шести лет. Но, несомненно, в Центральной Европе существовали и традиции националистических споров, которые имели гораздо более давнее происхождение, чем 1939 или 1914 год, особенно по вопросу о существовании или несуществовании польского государства между Россией и Пруссией (Германией). И идея устранения постоянного источника смуты путем изгнания немцев из Центральной Европы с целью создания этнически стабильных и однородных государств была, конечно, очевидной в то время. Но сотни тысяч, а возможно, и миллионы смертей в результате изгнания немцев даже после окончания военных действий, не могли быть оправданы.
КОНЕЦ
В соответствии с идеей «народной войны» в сентябре 1944 года в Германии были спешно сформированы – партией, не вермахтом – состоявшие из молодых и пожилых мужчин отряды фольксштурма (народного ополчения), которые были брошены против войск союзников. Отряды фольксштурма были плохо вооружены, едва обучены и в большинстве своем не имели униформы. В то время как на Западном фронте такие подразделения часто разбегались после первого же контакта с противником, на востоке такие подразделения, к которым в некоторых случаях присоединялись отряды гитлерюгенда, вели ожесточенную борьбу с Красной армией – с соответствующим высоким числом потерь. Из 3,2 миллиона немецких солдат, погибших во время войны, более половины погибло в ее последний год: только c января по май 1945 года более 800 тысяч человек[38].
Распад государства фюрера сопровождался распадом бюрократических иерархий и военно-командных структур. Связанная с этим децентрализация полномочий по принятию решений привела к еще большему росту произвола. Любой, кто пытался уклониться от участия в боевых действиях в качестве солдата вермахта или фольксштурма, подвергался жестокому наказанию. В последние месяцы и недели войны повсеместно создавались военно-полевые суды, по приговору которых без особых доказательств публично вешали солдат, заподозренных в дезертирстве[39]. Насилие стало повсеместным и, главное, практически непредсказуемым для человека. Это касалось как солдат, так и гражданских лиц и уже не ограничивалось кругом «асоциальных элементов» или политических оппонентов, как это было несколько месяцев назад; равно как и резко возросло число тех, кто чувствовал себя вправе осуществлять тотальный террор.
В начале апреля 1945 года Гиммлер, теперь уже командующий Армией резерва, отдал приказ расстреливать всех мужчин в домах, где появлялся белый флаг, а это означало, что и военнослужащие вермахта теперь имели право убивать мирных жителей Германии без согласования с начальством. В качестве обвинителей или исполнителей выступали партийные функционеры, руководители органов власти и, наконец, даже ответственные за противовоздушную оборону – эдакая смесь из «погашения неоплаченных счетов, жажды власти и крайней агрессии», – так описал их мотивы историк Клаус-Дитмар Хенке. Гражданских лиц, требовавших сдачи города при приближении войск противника, например, или просто выражавших сомнения в окончательной победе, казнили – с картонной табличкой на шее: «Приговорен к смертной казни за трусость»[40].
Однако власть национал-социалистов уже не была безграничной. Например, в районе Харбург на окраине Гамбурга после очередного массированного воздушного налета один человек публично раскритиковал партийного функционера в форме: «Вы, коричневые партийные псы, вы все сжираете сами, у вас есть свои безопасные бункеры, где с вами ничего не может случиться». Человека предупредили, но больше с ним ничего не сделали. Авторитет властей здесь был исчерпан, а ожесточение людей было настолько глубоким, что они больше не опасались последствий за свои высказывания[41].
В Регенсбурге, напротив, после акции протеста против запланированной на 23 апреля эвакуации города крайсляйтер распорядился арестовать многих протестующих. Троих из них расстреляли, включая соборного проповедника. Здесь у представителей партии и вермахта еще оставалось пространство для маневра, и они пользовались своей неограниченной властью буквально до последней секунды. Затем они переоделись в гражданскую одежду и скрылись. Через четыре дня американцы заняли город[42].
Иностранные рабочие особенно пострадали от этого террора в последние недели войны. Если миллионы рабочих-иностранцев с самого начала войны рассматривались властями как угроза безопасности Германии, то на заключительном этапе войны страх перед ними превратился в настоящий психоз. Условия жизни иностранцев становились все хуже и хуже, особенно в промышленно развитых городах, подвергавшихся воздушным налетам. От бомбардировок страдали и лагеря иностранцев, расположенные в основном рядом с заводами; власти старались обеспечить всем необходимым пострадавшее немецкое население, но, как правило, не иностранцев. В результате резко возросло число иностранных рабочих, скитавшихся по городам без еды и крова и пытавшихся найти способ
