другой зверь попался в капкан, оно даже близко не подойдет к западне. «Люди, наоборот, сколько бы ни слышали об окончательной гибели городов… сколько бы сами ни видели гибнущих городов, слепо идут на приманку», которую подсовывают им ловкие демагоги. А ведь они «прекрасно знают, что не уцелел никогда никто из людей, проглотивших подобную приманку» (XV, 21).
Вот два случая, прекрасно характеризующие нашего героя. Муммию поручено было доставить в Рим картины и статуи из Коринфа. Какой-то римлянин увидал изображение Филопемена. Он закричал, что это отъявленный враг Рима, и уже хотел сбросить его с пьедестала. Но Полибий ринулся, как лев, загородил собой статую и сказал, что сейчас все объяснит. И он стал рассказывать о Филопемене, начиная с детских лет. Полибий говорил и говорил. Уполномоченные слушали лекцию терпеливо и внимательно. Затем они распорядились поставить статую на место и больше не трогать изображений Последнего эллина. Вдруг Полибий заметил в обозе главнокомандующего среди статуй, которые собирались вывозить из Эллады, изображения Арата. Он тут же выпросил их у Муммия. Покладистый немедленно велел их распаковать. Полибий завладел статуями и с торжеством водрузил их на место. Народ настолько был поражен и восхищен, увидя, как Полибий возвращается, нагруженный статуями, что поставил ему самому мраморное изваяние (XXXIX, 3).
Второй случай таков. У виновника войны Диэя не осталось ни наследников, ни родителей, поэтому имущество его было конфисковано. Его собирались продать с молотка. Уполномоченные любезно предложили Полибию взять в подарок все, что ему понравится из вещей Диэя. Но Полибий не только наотрез отказался, но уговаривал друзей не притрагиваться к добру Диэя. Не все вняли совету Полибия, но поступившие так удостоились высшей похвалы от сограждан. Долго-долго ходил квестор из города в город, пока не нашел покупателя (XXXIX, 15).
Шесть месяцев уполномоченные работали, чтобы создать новую систему в Элладе. Весной 145 г. они уехали. Когда они покинули Грецию, «все эллинские города, какие входили в Ахейский союз, призвали себе от римлян Полибия устроителем государства и законодателем» (Paus. VIII, 30, 4). Он обходил все города, разрешал все возникающие споры и недоумения (XXXIX, 16, 2–3).
Насколько хорошо выполнял он свою миссию, можно видеть из следующих свидетельств.
«У мантинейцев есть храм, в нем на столбе стоит изображение Полибия, сына Ликорты» (Ibid. III, 9, 1).
«В Паллантии… есть святилище Коры и Деметры, а немного дальше стоит статуя Полибия» (Ibid. VII, 44, 5).
В Тегее «подле святилища Эйлейфии находится жертвенник Земли. Подле жертвенника столб из белого мрамора, а на нем изображение Полибия, сына Ликорты» (Ibid. VIII, 48, 6).
И такие памятники были в каждом городе Пелопоннеса. Мраморную статую ему поставил от себя и весь ахейский народ в целом (XXXIX, 14, 11). Изображения Полибия стояли рядом с чтимейшими божествами. Города «воздавали ему высшие почести и при жизни и после смерти» (XXXIX, 16, 4).
А в его родном Мегалополе на центральной площади стояла его статуя и на постаменте ее начертаны были стихи, «которые гласят, что он
странствовал по всем землям и морям, что был помощником римлян в войне и смирил их гнев против эллинов» (Paus. VIII, 30, 4).
В одном из храмов Мегалополя «на стене белого мрамора сделаны рельефные изображения: …Мойры и Зевс… Геракл… На третьем рельефе изображены нимфы и Пан… Четвертое изображение Полибия, сына Ликорты, а на нем следующая надпись:
Эллада не пострадала бы вовсе, если бы следовала во всем указаниям Полибия, потом, когда ошибка была сделана, он один помог ей» (Ibid. VIII, 37, 1).
Перефразируя слова самого Полибия, можно сказать: «Если только умершие сохраняют сознание, Полибия должна радовать благодарная память эллинов о вынесенных им при жизни трудах и опасностях».
ЭПИЛОГ
Последние главы «Истории» Полибия посвящены были описанию нового устройства Эллады. К несчастью, главы эти до нас не дошли. Потеря оказалась невосполнимой. Мы до сих пор почти ничего не знаем об этом новом устройстве. Сейчас общепризнано, что в эпоху республики Греция не стала провинцией: там не было римских наместников, не стояла римская армия и в целом страна не платила дани Риму. Считается, что большинство греческих государств оставалось совершенно свободными. Платили ли подати хоть какие-то греческие города, неизвестно. Многие думают, что некоторые города, особенно виновные перед Римом, уплачивали какую-то подать. Впрочем, и этот факт оспаривается некоторыми учеными ввиду его полной недоказанности{141}. Считается, что города, участвовавшие в войне против Рима, были поставлены под контроль наместника Македонии. Непосредственно он не управлял, но ему принадлежало последнее слово в любом вопросе, и он мог властной рукой прекратить распри и конфликты{142}. Но таких городов было немного, и немногочисленные «подчиненные города были включены в число многочисленных свободных общин», говорит современный ученый Ларсен. Поэтому Цезарь называет Грецию собранием свободных республик, Аппиан пишет о греческих городах как о городах свободных, и надписи говорят о свободе Эллады (Caes. В. С. 3, 5; Арр. Mithr. 58; Syll3, 684). Само собой разумеется, что это означало полную внутреннюю автономию, но фактически прекращало независимую внешнюю политику.
Замечательно также, что римляне не остались в стране, а доверили устройство эллинских дел эллину Полибию. «Даже теперь римляне воздержались от управления Грецией», — пишет американский историк Груэн.
«Немного лет спустя римляне почувствовали жалость к Элладе и возвратили каждому из ее государств их старинные права на племенные союзы» (Paus. VII, 16, 10). Это письменное свидетельство сейчас полностью подтвердилось материалом надписей. Мы знаем, что жители пелопонесских городов по-прежнему считались ахейскими гражданами. Известен случай, когда македонский наместник отказывается исполнить требования одного города, ссылаясь на то, что они противоречат ахейской конституции{143}. Правда, членство было добровольным, поэтому ни Спарта, ни Мессена в Ахейский союз не вошли. Но союз был значителен и имел внутреннее федеративное самоуправление{144}.
Итак, Полибий снова увидел восставший из пепла Ахейский союз и мог с восторгом записать, что «в наше время ахейцы… сплотились между собой и усилились», и весь Пелопоннес наконец-то стал единым целым, не хватает только общих стен (II, 37, 10–11). Он видел, как постепенно затягиваются раны его истерзанной родины. Он вспоминал прошлое, когда «имущество пелопоннесцев было совершенно истреблено македонскими царями и еще больше непрерывными междоусобными войнами» и невольно сравнивал с «нашим временем», «когда все пелопоннесцы живут в согласии и наслаждаются, по-видимому, величайшим благосостоянием» (II, 62, 3–4). «Нынешнее состояние Пелопоннеса пускай останется навеки нерушимым»{145}, — молился
