Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Я же полагаю, что современному русскому человеку неплохо бы посмотреть и на юго-запад, и на северо-запад, и осознать как свое наследие и Новгорода, и Литвы. От наследства можно и отказаться, но это ведь две совсем разные вещи: не иметь наследства и отказаться от того, что у тебя есть по праву.
И даже в Московии есть много чего, и очень разного, совсем не одна только жестокость, батоги, безумие владык разного ранга и калибра.
Русский человек вовсе не создан как-то особенно. Так что демократия, собственное достоинство, достойная и полная уважения жизнь — не для него. На этом изо всех сил настаивают и русофобы всех мастей, и «наши плюралисты», бравые интеллигентики. Те, кто хотели бы вечно вести народ к сияющим вершинам прогресса… Но никогда не привести — потому что как только приведут, сами окажутся никому не нужны.
Но это — грубая и очень небескорыстная ложь.
Самая главная, самая лучезарная истина, какую только может уяснить себе россиянин: он вовсе ни на что НЕ обречен.
Русский человек вовсе не был обречен и сегодня тоже не обречен на общинную жизнь, в которой ему будут рассказывать, какие у него есть потребности; он вовсе не обречен на службу своему обезумевшему государству.
Русские создали такие современные, культурные государства, как Новгород и Великое княжество Литовское.
Страны, для жителей которых свобода не была отвлеченным принципом и демократия — словом из книжки.
И разорванность россиянина между отсталостью, но своей, и развитием, но чужим, тоже не неизбежно.
Традиция эта сложилась в Московии, когда передовое государство с самыми современными способами ведения войны развивалось за счет отсталого, несамостоятельного общества.
В XIX веке, в сложном, очень может быть, решающем веке русской истории с крайней определенностью сказалась разобщенность русского общества, наличие в нем по преимуществу только двух крайностей. Русский человек мог быть «прогрессистом», «левым», но тогда обычно глубоко равнодушным к судьбам отечественной культуры, народной жизни, религии. Вместе с «прогрессивными» настроениями почти непременно шло негативное отношение к русской государственности, в клинических случаях доходящее до желания «отменить всех солдат-с», чтобы «нация умная» могла бы легче «завоевать нацию глупую-с».
В другом варианте россиянин был лояльным подданным империи и почвенником, с любовью принимавшим культурное наследие предков. Но тогда, за редким исключением, он стоял на сугубо охранительных политических позициях. «Православие — самодержавие — народность». И никаких перемен.
Пусть мужики любят помещиков. Ах, не любят?! Перепороть!
И сейчас в основном это так. Россиянин или охранитель — и тогда никаких перемен! Вернуться в социализм — и ни-ни!
Или он сторонник прогресса, развития, человек динамичный и активный, но тогда, за редким исключением, убежденный сторонник американо-европейского пути развития и отказа от национального наследия.
Ну так вот: мы не обречены ни на одну из этих крайностей. Нам нет ни малейшей необходимости заимствовать демократию, европейский тип развития в Америке. Это — тоже часть нашего наследия; не меньшая часть, чем традиция политического сыска, преследования за убеждения или пресловутого коллективизма. Если в жизни россиян были такие общества, как новгородское, кто сказал, что это никогда не может повториться?
У меня было много причин написать эту книгу. И среди прочих я хотел показать своим соотечественникам ту часть нашего наследия, которую изо всех сил скрывали от нас тираны и XIX, и особенно XX столетия.
Уверен, что это заметно, но на всякий случай сознаюсь: книгу я писал откровенно с националистических позиций.
Только я был националистом Руси, а не москалей, и патриотом Руси, а не Московии, вот и все.
Большая часть резких оценок, возмущений, протестующих слов вызвана во мне как раз любовью к своему народу и убеждением, что он заслуживает лучшей судьбы. В конце концов, это детей моего народа московиты привязывали к матерям перед тем, как швырнуть с моста в Волхов. Это мой народ в Смоленске московиты выморили голодом, лишь бы не дать ему вернуться домой, в Великое княжество Литовское. Это первопечатник моего народа Иван Федоров бежал из Москвы во Львов, потому что в Москве православных теснили хуже, чем в Речи Посполитой. И это славную историю моих предков скрывали от меня большую часть моей жизни.
И не надо. Бога ради, путать Божий дар с яичницей, грешное с праведным.
А из этого следует, что русский вовсе не обречен быть азиатом. Вовсе не сидит в нем татарин, который вылезет наружу, только поскреби русского. Это глупое и подлое вранье.
С тем же успехом из вас может вылезти оборотистый купец, член магистрата в Полоцке или Витебске, русский шляхтич или бойкий новгородец. Русские вообще невероятно пластичны. Если уж непременно нужно искать пресловутую национальную специфику, она, пожалуй, именно в этом. Русские веками жили в невероятно разнообразной стране, от субтропиков до субарктики, от Камчатки до Прибалтики. Есть русские оленеводы и русские виноградари, русские моряки и русские таежники. И все это у них как-то получается.
Так же мы веками сидели между разными цивилизациями, и русский татарин с ублюдочной кличкой Малюта выл и размахивал саблей в сотне верст от того места, где русский поляк Николай Радзивилл, европейский русский вельможа, вытягивал ноги к камину своего замка. Мы легко можем быть очень разными.
Русский человек НЕ обречен бежать в стаде бесхвостых двуногих собачонок очередного тирана.
Русский человек НЕ должен отказываться от личного успеха для процветания государства. Более того — такой отказ с его стороны будет величайшей глупостью, а его народу не принесет ничего хорошего.
Русский человек НЕ обязан строить огромную империю, кого-то завоевывать и покорять. Он может это все ДЕЛАТЬ, а может и НЕ ДЕЛАТЬ.
Другой разговор, что декларации здесь не помогут.
Народу дается не по тому, что он заявляет, а по тому, что он делает. Ищущий — обрящет, и жизнь обычно щедро дает то, чего мы хотим на самом деле. Хотим демократии? Будет демократия. Хотим севрюги с хреном? Получаем севрюгу, а вот демократии — хрен.
Народ всегда получает то, за что он готов умирать. Это может показаться чрезмерным, вычурным, какой-то лживой красивостью, диким преувеличением. Но жизнь показывает на тысячах примеров — это так.
Римская империя ничего не смогла сделать с христианами. Веками, поколениями русские люди хотели империи. Так хотели, что готовы были умирать за нее… Ну вот мы ее и имеем. Довольны? Счастливы?
Веками, поколениями русские люди не были готовы умирать за свободу, за свои права. Для них само сочетание слов «умирать за свободу» означало войну с внешним врагом, и только. А вот за свои собственные — не за корпоративные, не за государственные, а за свои личные — права, за них россиянин не был готов бороться, и уж тем более — умирать. Чаще всего ему казалось это просто диким — умирать за то, чтобы иметь какие-то права. Это британцы пели национальный гимн со словами: «Никогда, никогда, никогда Англичанин не будет рабом!». А мы не пели ничего подобного.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
