Я увидел, что Баррич мысленно считает дни. Потом он неохотно пожал плечами.
– Это возможно. Если Верити был убит в тот день и весть послали немедленно, с хорошими лошадьми... Это могло быть сделано. С трудом.
– Не верю в это. – Я повернулся к остальным, пытаясь влить в них свою надежду – Я не верю в то, что Верити мертв. – Я снова посмотрел на короля. – А вы? Вы верите, что ваш сын мог умереть, а вы бы ничего не почувствовали?
– Чивэл... ушел так. Как слабеющий шепот. “Отец, – сказал он. – Отец”.
В комнате воцарилось молчание. Я сидел на корточках и ждал решения моего короля. Медленно его рука поднялась, как будто жила собственной жизнью. Она пересекла небольшое пространство, разделявшее нас, и опустилась на мое плечо. На мгновение; это все. Только тяжесть королевской руки на моем плече. Король Шрюд слегка пошевелился в своем кресле и вдохнул через нос.
Я закрыл глаза, и мы снова ринулись в черную реку. Снова я увидел отчаявшегося молодого человека, заключенного в умирающем теле короля Шрюда. Нас обоих подхватило всесокрушающее течение мира.
– Здесь никого нет. Никого, кроме нас, – в голосе Шрюда была тоска. Я не мог найти себя. Здесь у меня не было ни тела, ни языка. Он держал меня в этом реве и грохоте. Я вообще едва мог думать, не говоря уж о том, чтобы вспомнить те немногие уроки Скилла, которые получил у Галена. Это было все равно что читать выученную речь, пока тебя душат. Я сдался. Я совсем сдался. Откуда-то, как перышко, несомое ветерком, или пылинка, танцующая в солнечном луче, пришел голос Верити, говоривший: “Быть открытым – это просто не быть закрытым”.
Мир был безграничным пространством, и все в нем было связано. Я не произносил его имени вслух и не думал о его лице. Верити был здесь, все время был здесь, и дотянуться до него было очень легко.
Вы живы!
Конечно. Но тебе не следует так выплескивать силу. Ты разом выливаешь все, что у тебя есть. Регулируй себя. Будь точным.
Он вернул меня в мое тело и ахнул, узнавая.
Отец!
Верити грубо толкнул меня.
Назад! Отпусти его! У него нет для этого сил! Ты убьешь его, идиот! Отпусти!
Когда я пришел в себя и открыл глаза, я лежал на боку перед камином. Лицо мое обжигал жар от огня. Я со стоном откатился и увидел короля. Его губы втягивались и вытягивались при каждом вздохе, кожа приобрела синеватый оттенок. Баррич, Кетриккен и шут беспомощным кругом стояли вокруг него.
– Сделайте... что-нибудь! – задыхаясь сказал я им.
– Что? – спросил шут, веря, что я знаю ответ.
Я порылся в памяти и нащупал единственное лекарство, которое мог вспомнить.
– Эльфовая кора, – прохрипел я. Комната по краям все еще оставалась черной. Я закрыл глаза и прислушался к их тревожной суете. Медленно я начинал понимать, что сделал. Я работал Скиллом. Я воспользовался силой своего короля, чтобы сделать это.
“Ты будешь Смертью Королей”, – сказал шут. Пророчество или проницательное предположение? Предположение Проницательного? Слезы выступили у меня на глазах.
Я почувствовал запах чая из эльфовой коры. Чистая сильная кора, никакого имбиря или мяты, чтобы отбить запах. Я заставил себя приоткрыть глаза.
– Слишком горячо, – прошептал шут.
– Он быстро остынет на ложке, – покачал головой Баррич и влил немного жидкости в рот короля. Я не увидел, что король сделал глоток. С приобретенным в конюшне опытом Баррич мягко потянул вперед нижнюю губу короля, а потом погладил его горло. Он влил еще одну ложку в рот расслабленного Шрюда.
Кетриккен присела рядом со мной. Она положила мою голову себе на колени и поднесла к моим губам горячую чашку. Я выпил. Чай оказался слишком горячим, но мне было все равно. Я шумно всасывал его вместе с воздухом. Я проглотил его, борясь с удушьем, вызванным горечью.
Темнота начинала рассеиваться. Снова появилась чашка, и я снова выпил. Настой был достаточно сильным, чтобы мой язык онемел. Я поднял глаза на Кетриккен и встретил ее взгляд. Я чуть заметно кивнул.
– Верити жив? – спросила она тихо.
– Да, – больше я ничего не смог выговорить.
– Он жив! – громко крикнула она остальным, в ее голосе была радость.
– Отец мой! – простонал Регал. Он стоял в дверях, покачиваясь, лицо его покраснело от злобы и выпитого вина. За его спиной я заметил стражника и маленькую Розмэри с широко раскрытыми глазами. Каким-то образом она умудрилась проскользнуть мимо этих людей, подбежать к Кетриккен и вцепиться в ее юбки. На мгновение все застыли.
Потом Регал ворвался в комнату, восклицая и засыпая всех требованиями и вопросами, но не давая никому ни малейшего шанса заговорить. Кетриккен продолжала сидеть на корточках рядом со мной – клянусь, что если бы не она, гвардейцы Регала немедленно схватили бы меня. Лицо короля немного порозовело. Баррич поднес к его губам еще одну полную чайную ложку, и, увидев, как король глотает, я обрадовался.
Но не Регал.
– Что ты даешь ему? Прекрати немедленно! Я не хочу, чтобы мой отец был отравлен грязным конюхом.
– У него был еще один приступ, мой принц, – сказал внезапно шут. Его голос как будто пробил брешь в хаосе комнаты, и из этой бреши выросла тишина. – Чай из эльфовой коры поддержит его. Я уверен, что даже Волзед слышал об этом.
Принц был пьян. Он не был уверен, советуется с ним шут или издевается. Он сверкнул глазами на шута, который мило улыбнулся в ответ.
– О, – неохотно сказал Регал, на самом деле не желая быть успокоенным. – Хорошо, а что с этим? – он гневно посмотрел на меня.
– Пьян. – Кетриккен встала, позволив моей голове с убедительным стуком упасть на пол. Искры света замелькали перед моими глазами. В ее голосе было только отвращение. – Начальник конюшен. Уведите его отсюда. Вам не следовало пускать его сюда. В следующий раз будьте любезны воспользоваться вашим разумом, когда он потеряет собственный.
– Всем известно, что наш начальник конюшен сам любит пропустить рюмашку-другую, моя леди, королева. Подозреваю, что и сегодня они веселились вместе, – ухмыльнулся Регал.
– Уж очень он переживает смерть Верити, – просто сказал Баррич. Он был верен себе, предлагая объяснение, но не извинение. Он взял меня за ворот рубашки и рывком поднял на ноги. Мне не пришлось притворяться. Я действительно раскачивался, пока он не перехватил меня поудобнее. Краем глаза я заметил, как шут поспешно вливает в рот короля новую порцию чая. Я молился, чтобы никто не помешал ему. Когда Баррич грубо вытаскивал меня из комнаты, я слышал, как королева Кетриккен упрекает Регала, говоря, что ему следовало бы быть внизу, с его гостями, и обещая, что сама уложит короля в постель. Когда мы поднимались по лестнице, я услышал, как спускаются Регал и его стражники. Принц все еще что-то бормотал, утверждая, что он не дурак и ни с чем не перепутает заговор, когда увидит его. Это встревожило меня, но я был совершенно уверен: у него нет ни малейшего представления о том, что на самом деле происходило в королевских покоях. Когда мы добрались до моей двери, я уже настолько пришел в себя, что сам смог отпереть многочисленные запоры. Баррич вошел вслед за мной.
