– А вы будете?.. – спросил я у коллеги в маскарадном костюме, проходившего мимо.
– Угадайте с трех попыток! – сказал Сэм Миддлтон.
– Абрахам Линкольн?
– Нет!
– Джон К. Кэлхун?[70]
– Нет!
– Маркус Гарви?[71]
– Холоднее!
– Тогда сдаюсь…
– Я Джеффри Чосер!
– Ой, ну да. Следовало понять…
– А вы? – спросила этичка.
– Я шериф, – ответил я.
– Из Нью-Мексико?
– Да.
– Я туда как-то ездила. Там было лучше, чем в Северной Дакоте, но не совсем как в Южной…
– Вот оно что?
– Да.
– Ну, я-то не бывал ни там, ни там.
– Это ничего. У вас еще все впереди…
– Правда?
– Да. Вам предстоит еще добрый десяток лет, чтоб оставить по себе какое-то наследие.
– Надеюсь, вы правы. А тем временем – что это вот?
– Что что вот?
– Этот перезвон?
– Какой перезвон?
– Неужели не слышите? Этот легкий перезвон, что разносится по всему кафетерию? Этот настойчивый похоронный звон, что, невзирая ни на какие научные принципы, заглушает собой гораздо более громкие аккорды несправедливости?
– Это своевременный и нежный лязг игры на треугольнике.
– Алан Длинная Река!
– Да.
– Он читает свой основной доклад!
– Да.
– Как это прекрасно!
– Да, оно так…
– Давайте послушаем, а?
И поэтому мы с ней послушали.
– Но Чарли? – сказала эсперантистка, когда доклад Длинной Реки был прочитан.
– Да?
– Вы так и не ответили на самый осмысленный вопрос из всех?
– О еде? Она на подходе… Честное слово!
– Нет, не о ней.
– О чем тогда?
– О любви, Чарли!
– О любви?
– Да! Что это?
– Вы у меня сейчас об этом спрашиваете? Когда у меня в руке этот кровавый май-тай?
– Да, Чарли. С тех пор, как вы здесь, мы слышали, как Уилл Смиткоут рассказывает нам, какой бы могла быть любовь, а доктор Фелч – какой она была. От Гуэн мы слышали, какой она не должна быть, а от Расти – что она не. Мы даже внимали, когда аккредиторы излагали нам, какой любви необходимо быть, если мы ходим получить возможность возобновить себе региональную аккредитацию. Но в конце концов, в конечном-то итоге, мы по-прежнему не слышали ни от кого, что она такое!
Я кивнул.
– Чарли, вы не могли бы нам, пожалуйста, рассказать, что такое любовь?
– Конечно, – ответил я.
– Расскажете?
– Да, разумеется.
– Ну и?..
И я ей рассказал.
И, проделав это, я тяжко опустился за столик в углу кафетерия, где сиживал, бывало, Уилл Смиткоут.
– Вы как, Чарли? – спросила одна секретарша, возвращаясь из комнаты 2С.
– Я прекрасно, – ответил я, помешав стебельком сельдерея в кровавом «коровьем копченом глазу» и затем похрустев им.
– Прекрасно вы не смотритесь. Вы смотритесь усталым. У вас лицо горит. Глаза у вас пусты и прозрачны. Вы что, неважно спите?
– Можно и так сказать.
– И у вас закончились пилюли?
– И так тоже сказать можно.
– А выпили вы больше, чем способны переварить?
– Вот еще одно, что вы бы могли, вероятно, сказать.
– У вас убедительный костюм.
– Благодарю вас.
– А пистолет заставляет задуматься.
– Спасибо.
– Он заряжен?
– Конечно.
– Метафорически или буквально?
– Буквально. Боюсь, этот заряженный пистолет в данный момент строго буквален.
– Поскольку вы не выспались…
– Верно.
– И слишком много выпили.
– Именно.
– Вы по-прежнему глотаете свои пилюли?
– Да.
– И подвели ли они вас ближе к тому, чтобы стать чем-то целиком?
– Полагаю, что да.
– Но когда же это произойдет?
– Боюсь, что скоро.
– До или после того, как появится еда?
– После, разумеется. Это наверняка произойдет после еды.
– Вы превосходно организовали эту вечеринку, и я жду не дождусь еды, если и когда она прибудет.
– Верно, – сказал я. – Спасибо, Расти. Но, Расти… эй, Расти, а сколько сейчас вообще времени?
– Половина одиннадцатого, Чарли.
– Так поздно?! Нет, в самом деле, Гуэн, уже действительно так поздно?
– Да. Вообще-то уже двенадцатый час.
– Уже?
– Да. Сами посмотрите на часы. Почти полночь.
– Полночь?!
– Да, Чарли, уже хорошо за полночь, а еды так и нет. Время, кажется, движется дальше неумолимо. Преподавательский состав уже потянулся к выходу. Похоже, что эта вечеринка закругляется.
– Но так же нельзя! Тимми, наша вечеринка не может так закончиться! Она еще не кончена!
– Тогда вам бы лучше что-нибудь сделать…
– Точно!
Доковыляв до головы зала, я включил микрофон, который громко фукнул.
– Внимание! – сказал я. – Внимание, все присутствующие! Прошу вас выслушать это важное объявление. Я знаю, что уже поздно, а еды здесь по-прежнему нет. Но меня заверили, что она на подходе. Пожалуйста, пока не расходитесь! Не расходитесь, пожалуйста! Еда скоро будет здесь – честное слово! Эй, Тимми! Тимми, не могли бы вы, пожалуйста, быть так любезны и запереть двери, чтобы никто не смог уйти? Сейчас всего лишь самое начало второго, и жаль будет, если, терпеливо прождав столько времени, все пропустят еду, когда она в самом деле появится! Поверьте, это будет незабываемое событие. Тимми, заприте, пожалуйста, дверь и заложите ее на вон ту бейсбольную биту, которую мы брали для пиньяты!..
