– Так вы хотите предложить сестринство? Сестринство королев? Сестринство женщин? Вы хотите сказать, что женщина может подняться с того места, которое ей предписал Господь, под мужем? Так вы, дочь моя, нарушите основополагающий Богом данный порядок.
– Я просто не думаю, что Богу угодно видеть меня больной, необразованной и нищей, – отвечаю я. – И не только меня, а любую женщину. Я верю в то, что Господь желает видеть меня подобной ему, как сказано, сотворенной по его образу. Чтобы я думала той головой, которую Он мне дал, зарабатывала себе на существование теми умениями, которыми Он меня наградил, и любила тем сердцем, которое Он поместил в моей груди.
Священник графа возносит долгую молитву, и мы опускаем головы, присоединяясь к нему.
– Я не стану с вами спорить, – дипломатично говорит посол. – Потому что вы говорите с прекрасной логикой прекрасной женщины, и ни один мужчина мира не сможет ее понять.
– И я не стану спорить с вами, потому что вы считаете, что только что сделали мне комплимент, – отзываюсь я. – Я не ищу сражений, но и не стану отказываться от того, во что верю.
Три дня мы живем во дворце из зеленых деревьев, и каждый день Яков, граф и посол отправляются на охоту. Иногда они рыбачат, а один день выдается таким жарким, что Яков сбрасывает одежду и они отправляются купаться. Я смотрю на них из своего окна, боясь, что Якова снесет сильным течением. Он – надежда Шотландии, будущее его королевства, и мне не нравится, когда он подвергает себя опасности.
На третий день мы благодарим гостеприимных хозяев и говорим, что нам пора двигаться дальше. Яков целует графа и графиню и дарует им по золотой цепочке со своей шеи. Я дарю ей один из своих перстней. Не могу сказать, что он мне особенно дорог: это рубин из моего наследства.
Когда мы немного отъезжаем, посол оглядывается и восклицает:
– Матерь Божья!
Мы все оборачиваемся. Там, где только что стоял волшебный дворец, бушевали языки пламени и валил дым. Треск пороха под стенами говорит нам о том, что огонь был разожжен специально, чтобы разрушить летний дворец. Яков подъезжает поближе, и мы смотрим на то, как желтые языки пламени жадно пожирают сухие листья у основания дворца, лижут стены, и вот первая башенка с оглушительным треском проваливается в ревущее пламя.
– Нам надо вернуться! Нам надо залить его водой! – кричит посол. – Мы же могли его спасти!
Яков поднимает руку:
– Нет, он был специально подожжен. Такова традиция, – торжественно объявляет он. И прекрасное зрелище.
– Традиция?
– Когда вождь северных народов устраивает великий пир, он строит зал для пиршеств. А когда праздник заканчивается, то он сжигает его вместе со всем содержимым: столами, стульями и стенами. Он не должен использоваться повторно, потому что создавался только для одного раза.
– Но как же шпалеры? Посуда?
Яков по-королевски пожимает плечами:
– Сгорели. В этом-то и состоит вся красота гостеприимства горцев: оно абсолютно. Мы были гостями великого лорда, он дал нам все. Мы находимся в очень богатом королевстве, королевстве, подобном сказочным.
Мне кажется, Яков зашел слишком далеко, но посол осеняет себя крестным знамением, как будто только что видел чудо.
– Это потрясающее зрелище, – говорит он.
– Мой сын – великий король, – напоминаю ему я. – А это должно вам показать, чего стоит его народ.
Я ни на мгновение не сомневаюсь в том, что графиня сняла со стен все шпалеры и вынесла все ценное. Скорее всего, они сняли с окон и венецианское стекло, перед тем как поджечь дворец. Но зрелище все равно получилось ошеломляющим, и оно принесло свои плоды. Теперь папский посол отправится в Рим и скажет святому отцу, что мой сын может и должен смотреть выше и дальше, чем женитьба на кузине, принцессе Марии. Шотландия – великая страна и может сама выбирать себе союзников. И пусть еще скажет ему, что я не стану присоединяться к брату против моей невестки. Мы все трое – сестры и королевы. А это что-нибудь да значит.
Замок Стерлинг,
Шотландия, зима 1530
Яков оказывает всяческие знаки внимания Маргарите Эскин, хорошенькой двадцатилетней женщине, жене сэра Роберта Дугласа из Лохлевена. Мне не может это нравиться. Без всякого сомнения, она – самая прелестная женщина при дворе, и в ней есть искра, которая выделяет ее среди всех остальных женщин, с которыми танцует и ездит верхом мой сын и, полагаю, встречается в разных потайных местах для утех. Но она явно не подходит для того, чтобы ее соблазнить и бросить. Она – дочь барона Эскина и сестра графа Маара. С этой семьей не стоит портить отношения.
– А кто сказал, что я их порчу? – с ухмылкой спрашивает Яков.
– А как еще это называется, когда ты тайно приезжаешь в Стерлинг и перецеловываешь всех жен торговцев, а потом рассказываешь, что ты король?
– Ну, я их не только целую, – смеется Яков.
– А не стоило бы, Яков. Ты же видишь на примере Англии, в какие неприятности можно попасть из-за женщины.
– Я не собираюсь попадать в неприятности, – отмахивается он. – Я обожаю Маргариту. Но мне еще очень нравится Елизавета.
– Какая Елизавета?
– Несколько Елизавет. – Он улыбается совершенно непокаянным образом. – Ну, разумеется, я не забываю о том, что мне предстоит жениться на союзнице для нашего королевства. Только я не думаю, что это будет кузина, принцесса Мария.
– Генрих никогда не станет пренебрегать Марией, что бы там папа ни решил с его браком. Он любит свою дочь. И потом, вот мой брак был расторгнут, но это не сделало мою дочь бастардом. Маргарита известна как леди Маргарита Дуглас, и ее принимают в Лондоне со всем почтением. Принцесса Мария тоже сохранит свой титул, даже если ее мать перестанет быть королевой. К тому же она любима отцом.
– Он говорит, что Екатерину тоже любит, только это ее не спасет.
Я смотрю на сына, ничего не понимая.
– Мне сложно это представить. Я не вижу Англию без Екатерины на троне.
– Потому что ты слишком долго видела в ней свою соперницу и образец для подражания, – говорит он. – Ты жила в ее тени, но теперь все изменилось.
Я поражена его проницательностью.
– Нас было трое, и у нас была единая судьба: быть королевами, сестрами, соперницами.
– Я знаю и понимаю это. Но Екатерина больше не та королева, которой она была, когда посылала армию уничтожить короля Шотландии. Время победило ее там, где с этим не справился чертополох.
– Дело не во времени, – с раздражением отзываюсь я. – Время влияет на всех нас – и мужчин и женщин. Ее победило не время, а чары соперницы-простолюдинки, эгоизм моего брата и слабость ее семьи, которой следовало бы выслать армаду в то же мгновение, как она была удалена от двора.
– Но они этого не сделали, – замечает Яков. – Потому что она – просто женщина, и даже будучи королевой, она не обладала никакой властью.
