Смерть может жечь, терзая плоть, как жало,Смерть может быть мгновенной и без мук,Но только смерть как сон – на дне бокала,Который вам протягивает друг.
– Джубал, – забеспокоилась Энн, – у тебя что, несварение желудка?
– Перманентно.
– Это что, тоже для архива?
– Че-го? Это для «Нью-Йоркера». Под обычным псевдонимом.
– Они вышвырнут эти вирши.
– Они их купят. Патология как раз по их части; купят как миленькие.
– Да и размер хромает.
– Само собой! Надо же оставить редактору хоть что-нибудь, чтобы не скучал. А так он пописает на твою писанину, принюхается, почует родной запах и купит. Милая моя, я начал отлынивать от честной работы еще тогда, когда тебя и в проекте не было, так что не учи ученого. А может, ты хочешь, чтобы я понянькался с Эбби, пока ты перепечатываешь? Слушай, да тебе же пора кормить! Это ж не ты была «к ноге», это Доркас «к ноге».
– Ничего твоей Эбби не сделается, подождет немного. А Доркас лежит. Утреннее недомогание.
– Не пори чепуху. А чего тогда она ко мне не обратилась? Я любую беременность определяю на две недели раньше, чем какой-нибудь кролик, – и ты это знаешь.
– Слушай, Джубал, отвяжись от Доркас. Она боится, что не подзалетела, и все не оставляет надежду. Да ты хоть что-нибудь понимаешь в женщинах?
– М-м-м… да, пожалуй, и нет. Ладно, не буду ее трогать. А почему ты не прихватила нашего ангелочка с собой? Здесь бы и покормила.
– И хорошо, что не прихватила, а то вдруг она поняла бы, что ты тут несешь.
– Так ты что же, хочешь сказать, что я развращаю младенцев?
– Она слишком юна, чтобы углядеть под твоей грубой оболочкой нежную, тонко чувствующую душу. Когда я прихожу сюда с Абигейл, ты тут же начинаешь с ней нянькаться, а работа стоит.
– Нужно же мне чем-то заполнить свои пустые, мучительно долгие часы. Или ты можешь предложить что-нибудь получше?
– Джубал, я очень рада, что ты без ума от моей дочери, да мне и самой она нравится. Но ведь на что ты тратишь все свое время? Или играешь с Эбби, или хандришь.
– А что, мы скоро сядем на пособие?
– Да не в этом же дело. Когда ты не печешь свои рассказики, у тебя развивается духовный запор. Дошло до того, что все мы, Доркас, Ларри и я, сидим и грызем ногти; когда ты орешь: «К ноге!», мы чуть не пляшем от радости. И каждый раз тревога оказывается ложной.
– Если есть чем платить по счетам, чего же вам еще беспокоиться?
– А о чем беспокоишься ты, начальник?
Джубал задумался. Сказать ей или не стоит? Если у него и были сомнения, кто отец маленькой Эбби, то лишь пока девчонка оставалась безымянной. Энн колебалась между именами Абигейл и Зенобия, а затем взгромоздила на невинное дитя и то и другое враз. Она никогда не обсуждала значение этих имен – думает, наверное, что он не знает…
– Да можешь и не отвечать, – продолжала Энн. – И Доркас, и Ларри, и я, все мы знаем, что уж Майк-то как-нибудь за себя постоит. Но ты такой все время вздернутый…
