Боль в бедре была ужасной, но почти сразу немного отпустила, превратившись в просто сильную. Бармалей перекатился на бок, сунул неожиданно затрясшуюся руку в карман кожаной куртки, где лежал тэтэшник, но тот зацепился за край кармана, и в тот момент, когда удалось его вытащить, тяжёлый ботинок ударил Бармалея по запястью, выбив пистолет, а затем в живот влепился второй пинок, да такой, что Бармалея чуть не вырвало собственными кишками.
Его перевернули на живот, больно давя коленями на позвоночник и затылок, свели руки вместе за спиной, затем затянули их какой-то верёвкой, так, что совершенно пережали кровоток.
— Полегче, мля… — прохрипел Бармалей, за что получил удар автоматным прикладом в спину с такой силой, что затвор лязгнул, а рёбра треснули, и зверский пинок берцем в почку.
«Нет, не менты…» — мелькнула мысль. Те бы били, разумеется, но менты бьют так, чтобы потом арестовать, а эти били так, что явно прослеживалось желание его убить. И Бармалею вдруг стало по-настоящему страшно. Он попытался поднять голову и получил несильно, но очень больно краем приклада по затылку, и, к его удивлению, звонкий девичий голос скомандовал:
— Лежать, сволочь!
«Баба-то откуда?» — мелькнула мысль. Он уже решил, что взят каким-то спецназом, и женский голос его ошеломил.
Затем ему так же сильно стянули щиколотки. Подъехал второй УАЗ, в котором сидели ещё четверо в масках и те самые девчонки, которых они хотели отловить. Из машины вышли двое, оба явно мужики. Один рослый, мощный, второй пониже, но в плечах как бы даже не пошире, а вообще квадратный. А вот в машине на заднем сиденье, рядом со спасёнными девчонками, сидела ещё одна девица, совсем молодая, лет восемнадцати-девятнадцати, с тонкими чертами породистого красивого лица, открывшегося из-под откинутой на лоб маски, с автоматом, висящим наискось на груди.
Бармалей почувствовал, как ему перевязывают простреленное бедро, прямо поверх штанины, а затем на нём ещё и жгут затянули, чтобы остановить кровотечение. Мужик в маске сказал: «А то машину кровью заляпаешь, пока довезём». «Куда довезут?», — задумался Толя. Не в отделение его повезут, так ведь? Ещё он понял, что вот этот самый, с автоматом со странным прицелом, его и подстрелил.
Затем Толю подняли с земли, ухватив за плечи, подтащили ко второму УАЗу и бросили лицом вниз прямо в багажник, так что он больно, до крови, ударился подбородком о какую-то торчащую из металлического пола распорку. Кто-то, он не видел кто, пропустил верёвку через его связанные руки и привязал её к ножкам заднего сиденья. Теперь он не мог не то что вырваться, а даже перевернуться. Машина рванула с места, немилосердно трясясь, затем остановилась. Сидевшие в ней вышли, и Толя понял, что они обыскивают их машины, как совсем недавно они сами обыскивали машины своих жертв. От этого ему стало ещё страшнее. Затем он услышал, как кто-то сказал: «Этот встаёт», затем хлопнул пистолетный выстрел. Через минуту опять послышалось: «Давай», затем ещё выстрел. А через несколько секунд — ещё один.
Толя догадался, что это дали подняться его превратившимся в зомби подельникам, а потом их убили. Зачем именно так делать, Толя так и не понял, подумав, что можно было пустить по пуле в голову лежащим.
Машины снова тронулись с места, подпрыгивая и раскачиваясь. УАЗ комфортной езды не предполагал, это Толя ощущал своими рёбрами и бьющимся о пол раненым бедром. Мотор фырчал, лязгала подвеска, резонировал глушитель под полом. Ехали недолго, минут десять, затем остановились.
Бармалея схватили за ворот кожаной куртки, передавив горло, потащили из кузова, сначала сбросили, как тюк с бельём, но тут же подняли и усадили на асфальт. Он огляделся и понял, что оказался на той самой заправке, где раздавали оружие. Худой со странным автоматом стоял рядом, правда, теперь у него в руках был пистолет с длинным глушителем. Все остальные из машин сгруппировались вокруг него, а напротив стоял офицер лет слегка за тридцать, его звание Толе видно не было, потому что он смотрел на него снизу. Рядом с ним — два сержанта-контрактника. Офицер молча смотрел на Бармалея, Бармалей же старался на него не смотреть.
Худой с пистолетом сказал:
— Вот, одного живым взяли. Они самые и есть, судя по всему.
— Сейчас проверим, — сказал офицер.
Он подошёл, нагнулся, упираясь руками в колени, причём Бармалей заметил, что он в майорском звании, затем спросил:
— У пруда, где песчаный карьер, что вы сегодня сделали?
— У какого пруда? — включил непонятку Бармалей.
Худой вскинул пистолет, и правая ступня Толи разлетелась искрами боли, попадающими прямо в мозг. Толя взвыл.
— Ещё раз, — таким же монотонным голосом повторил майор. — У пруда, где песчаный карьер, что вы сегодня сделали?
Бармалей задумался, и новая бомба взорвалась в той же ступне, вышибив из нервной системы последние воспоминания о том, как жить и как дышать. Следующий вопрос он тоже проигнорировал, получив третью пулю почти в то же место, но после этого выложил всё. И об убитых проститутках, и о сегодняшних девчонках, и об их родителях, расстрелянных в машине. Рассказал об убитой семье, у которой взяли «Гелендваген», о мужичке в «Волге», застреленном просто так. Об остальном его и не спрашивали, но Толя понимал, что и так наговорил достаточно. Майор спросил у кого-то:
— Табличку написал?
— Так точно.
Какой-то солдат показал небольшую фанерку, на которой чёрным было написано: «Грабитель, Убийца, Насильник». У Бармалея всё похолодело внутри, он явственно представил себя висящим в петле, с этой табличкой на груди. Он надеялся, что его просто пристрелят, но на виселицу ему не хотелось. Но то, что он услышал, заставило его опорожнить в штаны и кишечник, и мочевой пузырь. Майор скомандовал контрактникам: «Отрезать яйца — и на фонарь его. Не достреливать, когда обратится, пусть попрыгает потом». А затем Бармалея куда-то потащили, и его крики слышались ещё долго, пока его дёргающееся тело не повисло на фонаре.
Сергей Крамцов 27 марта, вторник, вечер
Глобальные изменения в нашем плане. О чём я ещё вчера оповестил всех присутствующих, после того, как мы вернулись из «Пламени». Однако тут мы столкнулись с главной трудностью — машин у нас оказалось больше, чем водителей к ним. Как ни считай и как ни прикидывай, но выходило, что Аня с Ксенией, например, толком никогда и не сидели за рулём, а Алина Александровна привыкла водить «Тойоту Авенсис» с автоматической коробкой на уровне среднего московского «чайника». Наш же непомерно раздувшийся автопарк требовал наличия как минимум одиннадцати водителей, учитывая, что бросать не хотелось даже современный «Паджеро». Всё же послужить какое-то время эта новая машина вполне могла, а по нынешним временам слово «послужить» по отношению к автомобилю равно слову «спасти кого-нибудь». Кто-то и такой рад будет до потери пульса.
Напомнил мне об этом Шмель, и, к счастью, до того, как мы расстались с Пантелеевым. Вовремя оглашённая, проблема перестала быть проблемой. Пантелеев лишь хмыкнул, поразившись количеству запасённого транспорта, покачал головой, восхитился матерно и предложил перегонять машины порциями. При этом у него явно мелькнула мысль, что нам столько машин наверняка не понадобится. Текст этой мысли можно было в глазах прочитать. А с этой идеей я был согласен на сто процентов, и вопрос был лишь в том, к какой степени взаимной выгоды это сможет перейти при обмене.
