Жуткое чувство потери, испытанное в конференц-зале ФВБ,возникло ниоткуда, появилось из напоминания о смерти Кис-тена. Я думала тогда,что Айви и Дженкс тоже погибли. Мне казалось, что меня лишили всех самых мнедорогих. И тогда я на все плюнула и взяла на себя вред демонского проклятия — ядумала, что мне нечего терять. От этого у меня очень быстро открылись глаза.Либо я эмоциональная слабачка и должна научиться справляться с возможностьюпотерять всех, кого люблю, и не рухнуть, либо — и это пугало меня больше всего— я должна примириться с собой и принять, что мой черно-белый взгляд на демонскиепроклятия стал совсем не таким черным и не таким белым.
И было у меня мрачное чувство, что верен второй вариант. Якатилась вниз. Соблазн демонской магии и власти слишком силен, чтобы егопобедить. Но черт побери, если девушка сражается с демонами и злыми эльфами, настороне которых сила мировой экономики, как ей остаться беленькой?
Посмотрев на шоколадный пирог на тарелке, я заставила себяразжать зубы. Не буду я переживать из-за копоти на душе. Не могу я это делать имириться с собой одновременно. Кери вся покрыта этой копотью, а она хорошая.Черт побери, она чуть не плакала, что забыла мой день рожденный пирог. Я освоюдемонскую магию точно так же, как освоила магию земли и магию лей-линий. Еслисодержание заклинания или проклятия никому не вредит, и работа над заклинаниемили проклятием никому не вредит, кроме меня, то я буду сплетать эти дурацкиепроклятия и считать себя хорошей ведьмой. И плевать мне, кто что по этомуповоду думает. Если слишком собьюсь с пути, Дженкс мне скажет. Правда ведь?
Вилкой я отрезала себе кусок, но положила его на тарелку, непопробовав. Увидела несчастное лицо Айви, слезы в ее глазах. Кистена большенет. И такое лицемерие — сидеть здесь и есть этот пирог. И такая обыденность.Но я хотела чего-то нормального. Чего-то, чтобы сказать себе, что я этопереживу, что у меня добрые друзья… и если я не топлю горе в пиве, можно еготопить в шоколаде.
— Ты будешь есть пирог или поливать его слезами? —спросил Дженкс, вспархивая с пианино.
— Заткнись, Дженкс, — сказала я устало, и он ухмыльнулся,рассыпав фонтан блесток, осевших лужицей на столе, пока сквозняк из верхнейфрамуги не смел их в бесконечность.
— Сама заткнись, — ответил он, уволакивая у меня кусокглазури палочками для еды. — Ешь пирог, мы его на твой дурацкий деньрождения делали.
Глаза жгли непролитые слезы. Я сунула вилку в рот, хотя быпотому, что так не придется ничего говорить. Сладкий шоколад был горше пепла уменя на языке, и я с усилием проглотила его, потянулась к следующему куску,будто это была работа. Айви напротив меня делала то же самое. Это пирог на мойдень рождения, и мы его съедим, черт побери.
В балках играли маленькие пикси, и ничего им не грозило всаду и в церкви, пока два мира не столкнутся. Смерть Кистена будет омрачать моюжизнь, пока она не переменится, но есть в мире и хорошее, что можетуравновесить сердечную боль. Дэвид вроде бы справляется с проклятием — ему этодаже нравится, — и теперь, когда у него есть нормальная стая, его боссперестанет гоняться за мной. Ала убрали и сунули в тюрьму в безвременье —скорее всего. Пискари не только мне уже не домовладелец, но он еще имертв—по-настоящему. Ли займет образовавшийся вакуум в азартных играх и рэкетеи, зная, что я приложила руку к его освобождению, может быть, не так уж сильнобудет стремиться меня уничтожить. Возвращение Ли утихомирит Трента, хотя меняотсюда и до Поворота злит, что его выпустили из тюрьмы. Блин, ну совершеннотефлоновый мужик!
И Айви. Айви никуда не уйдет. Мы в конце концов найдем, какнам жить, и никто не погибнет при попытке. Она не привязана теперь к Пискари,сама себе хозяйка. Втроем с Дженксом мы теперь все можем сделать.
Правда ведь?
