неделю! — зло выкрикнул он. — А теперь я вижу тебя и не могу даже обнять!
— Зато я могу, — тише сказала я и вновь приблизилась, обвила руками его торс. — Сейчас не получится освободить тебя, но я что-нибудь придумаю, вот увидишь.
Джай вздохнул и зарылся лицом в волосы у меня за ухом.
— Я тосковала по тебе, — призналась я, скользя губами по щетинистой щеке. Замерла от горячего дыхания, обдавшего шею. — Пожалуйста, не злись.
— Чего он потребовал от тебя? — глухо спросил Джай, прижимаясь губами к мочке моего уха.
Я обняла его крепче, почувствовала животом выпуклую твердость — свидетельство мужского желания. Сердце сладко затрепетало, но к сладости примешивалась и горечь данного мужу слова.
— Прошу тебя, только не злись…
— Скажи мне.
Я привстала на цыпочки, потерлась носом о колючую щеку, прижалась губами к его уху.
— Он разрешил мне приходить сюда, но потребовал хранить ему верность.
Джай содрогнулся всем телом, но не отпрянул, не оттолкнул. Его шумное, частое дыхание жгло кожу, усыпляло разум и будило недостойные замужней женщины желания.
Я хотела этого мужчину, телом и душой.
— И ты обещала? — Джай нехотя оторвался от меня и пристально посмотрел в глаза.
— Обещала. Не видеть тебя — еще больнее.
Он тяжело дышал, проникая стальным взглядом мне в душу; не сразу я поняла, что он медленно качает головой из стороны в сторону.
— Сначала он толкает тебя в постель к рабу, а потом требует верности? Тебе не кажется, что это нелепо?
— А что прикажешь делать? Я не смогу нарушить слово.
Джай сузил глаза и недобро ухмыльнулся.
— Пусть так. Ты не нарушишь. Вот только я ему ничего не обещал.
Его странные слова взволновали меня. Я снова обхватила ладонями его лицо и заглушила тревоги в поцелуе. На этот раз он целовал меня как следует — глубоко, нежно, сладко, наполняя душу теплом.
Спустя вечность я отпрянула вновь — чтобы сохранить остатки рассудка.
— Как ты себя чувствуешь? — гораздо мягче спросил Джай, прижавшись щекой к моей щеке.
Я обняла его и погладила скованные за спиной руки.
— Не могу сказать, что хорошо. Тревожно за Кйоса и других. Я хотела выкупить их, но ни один из новых хозяев не согласился. Наверное, люди мстят мне за то, что я никогда не отдаю побежденных рабов. Лей расстроилась, и Аро тоже, а у Сай так вообще глаза весь день на мокром месте.
— Кйос справится, — заверил меня Джай, скользнув губами по моему подбородку. — И остальные тоже. Не забивай себе голову. Я спрашивал о другом. Ты здорова?
— Вполне, — улыбнулась я, тронутая его скупой заботой. — А ты? Как рука? Я просила Лей ухаживать за тобой, ты ей не перечишь?
Джай глубоко вздохнул, защекотав мне кожу, нутро мгновенно отозвалось сладким томлением.
— Не беспокойся об этом.
Еще немного понежившись в этой странной близости, без рук Джая, я склонила голову ему на грудь и тоже вздохнула.
— Наверное, нам пора обсудить дела. Как новые люди? Нуждаются ли в чем-то?
— К дьяволу дела и новых людей, — тихо ответил Джай и согрел дыханием мою макушку. — Лучше обними меня крепче. Я хочу чувствовать тебя всю.
Темнота становится непроглядной: звезд не видно из-за густой влажной дымки, что наползает по вечерам с моря на небо. Я жду, пока лязгнет засов за кухонными рабынями, что привозили ужин. Теперь мы с парнями совсем как овцы в загоне. Потихоньку, один за другим, в моей конуре собираются «посвященные»: Зверь, Лис, Тирн, и теперь, вместо Кйоса, — Золд. Рассаживаются по кроватям, подобрав под себя ноги, и выжидающе смотрят на меня. Я провожаю взглядом восковую каплю, сползающую со свечи, и хрипло прочищаю горло.
— Мы больше не можем позволить себе бессмысленных потерь, — начинаю негромко. — Кйос теперь не с нами, но… я в нем уверен, — стараюсь убедить сам себя. — Кто знает: может, со временем и среди бойцов дона Дельгадо разгорится жажда свободы. Однако все мы, — обвожу взглядом притихшую четверку, — должны быть готовы как к победам, так и к поражениям. Любой из нас может проиграть и оказаться где-то еще. Мы должны, соблюдая величайшую осторожность, приближать нашу цель и дальше. Делиться ею с теми, кто не хочет мириться с рабской судьбой. Чтобы к тому времени, когда нас поведут на бойню, все мы стали единым целым.
— Ты говоришь складно, да только слышат тебя немногие, — подает голос Зверь. — Кйос знал о нас, и он понесет весть дальше. Но что насчет остальных? Почему ты не скажешь Жало? Почему не скажешь Эйхо и другим? Они достойны знать.
— Об этом я и толкую, — вздох помимо воли получается слишком тяжелым — нелегко рисковать. — Если кто-то из нас уверен в ком-то другом… что ж, значит, завтра нас станет больше. А через неделю — еще больше. Приглядывайтесь к соседям, к новичкам. Если считаете, что они способны хранить нашу тайну — пусть приходят, сидят вместе с нами, и, если даже потерпят поражение — не окажутся потерянными для нас.
— Донна Вельдана не выкупит Кйоса? — вдруг подает голос Тирн.
— Она бы сделала это, если бы могла.
— Слушай, Вепрь, — на этот раз произносит Золд, — донна Вельдана… Ты говоришь, она знает обо всем?
— Почти обо всем, — уклончиво отвечаю я. — Она поможет нам поднять восстание.
— Но почему? Она ведь из господ!
— Она северянка, — смотрю на него многозначительно. — На севере рабства нет.
— И как же благородные господа там живут? — хмыкает Тирн, разводя руками, на которых красуются свежие татуировки — как у Зверя. — Сами за собой горшки выносят? Сами себе еду стряпают? Сами в полях корячатся?
— Для этого есть слуги, крестьяне, торговцы, которые за свою работу получают деньги. Господин не вправе распоряжаться их жизнью, как своей, и они вольны уйти, когда и куда им заблагорассудится.
— А что будет с нами… дальше? — допытывается Золд.
— Станете жить, как свободные люди, — пожимаю плечами. — Строить дома, засевать поля и ловить рыбу, любить женщин, растить детей.
— А если снова поймают? — неуверенно переспрашивает Тирн.
— Ты не понял, — сокрушенно качаю головой. — Никто ловить больше не будет. Не будет продавать, заковывать, убивать. Рабство в Саллиде исчезнет.
— Чуднó, — вздыхает Зверь. — Хотел бы я на это посмотреть.
— Посмотришь, — обещаю я, на сей раз уверенно. — Надо только дожить.
Лей погрузила гребень в мои волосы и медленно провела им вдоль пряди от корней до самых кончиков.
— Оставить так, госпожа, или заплести косы?
Я задумалась. С одной стороны, распущенными волосами удобнее будет прикрываться, если Диего вдруг вздумает меня раздевать. С другой стороны… Джай всегда распускал мои косы, заплетенные на ночь. Любил играть
