Проводив посланцев, Веденея сразу отправилась домой, сердце летело туда — узнать, как там без нее Властимир, не стало ли ему хуже?
Она осторожно спустилась в подпол, где хранила свои запасы в холодное время и где когда-то отлеживался Хейд.
Большая часть трав погибла во время хазарского набега — уцелели только те, что она давно за ненадобностью не доставала отсюда, да те, что унесла в мешке — сырые и неперебранные. Хорошо, что огонь не тронул подарков Хейда. Они лежали отдельно. Ворожея редко ими пользовалась, приберегая для крайних случаев. Теперь же случай настал.
Веденея нашла прозрачную, словно изо льда, коробочку, в которой хранилось снадобье от змеиного яда — желтоватые, похожие на рыбью икру крупинки. Властимиру это снадобье могло помочь.
Из своих трав девушка отобрала рудометку и свербигуз — исцелить раны и остановить руду-кровь; первенец, зель-траву, дуркоман — от язв на коже, к ним свербежницы и девясил; топтун-траву — раны заживить и под конец — царь-траву, она же любим-корень — для возвращения сил. Чтобы вошел любим-корень в полную силу, следовало сварить его в цвет-воде. Она мысленно торопила Явора и Ярока.
Вечером на дворе ворожеи топили баню. Жители Ласковы уже прослышали о возвращении князя и толпились подле дома — всем хотелось вызнать поболее. Но ворота были плотно закрыты от любопытных глаз.
В новорубленной бане было жарко и душно — топили не жалеючи. Пока заваривались травы, Веденея обрызгала все углы пучком печаль-травы и воткнула над входом сухие стебли дуркомана — от нечисти. От этого недовольно заворочался в своем углу банный, но вылезти не посмел, забоявшись. Потом Веденея сняла рубаху и распустила косу, шепотом приговаривая заклятья ко всем силам земли и неба о помощи.
Властимиру было совсем худо — потеряй он еще два-три дня, и ничто не могло бы поднять его на ноги. Ядовитая, да еще и сгоревшая на нем кровь Змея оставила на его теле столько ран и язв, что Веденея, оставшись в бане наедине с ним, для начала стала отмывать и отпаривать своего милого, как немощного старика.
Горячий пар клубился, застя свет, пот тек в три ручья. От жара спирало дыхание, волдыри на теле князя лопались, исчезали гнойники, оставляя легкие, быстро заживающие шрамы. Целебный настой целил язвы. Горячий взвар с шипением скатывался на пол, и ему вторил тихий голос ворожеи, раз за разом, для верности, повторявшей заговор:
Шла русалка лесной дороженькой,
оцарапала резву ноженьку.
А из ранки той да не кровь-руда,
а из ранки той да чиста вода.
Да чиста вода та ручьем текла,
да по всей земле та вода прошла.
Да на остров тот да на гол Буян,
на Буяне том да высок курган.
На кургане том камень Алатырь —
камень Алатырь лежит во всю ширь.
Не поднять его — не свернуть его,
пока род людской на земле живет.
Как под камень тот утекла вода,
а за ней болезнь навсегда!
Незаметно потекли дни. Накануне праздника Макоши справили свадьбу Буяна с Прогневой. Отец девушки был рад пристроить меньшую дочь, хотя старшая еще ходила в девках. Но тогда следовало бы ждать полного выздоровления Влас-тимира, что седьмой день уже отлеживался в доме ворожеи, и спрашивать его решения, а Буян ни за что не хотел ждать даже лишних трех дней. Во время праздника Макоши, жрец Сухобой предсказал по жертвам, что Буяна и его жену ждет богатство.
На следующий день, на рассвете, вернулись Явор с Яроком, первыми замеченные собаками. Близнецы без страха, словно отныне что-то переменилось в мире, подошли под самое окно избы, поставили кувшин и ушли. Веденея их так и не видела.
В тот же день она в цвет-воде заварила ждавший уже столько дней настой любим-корня и принялась отпаивать Властимира.
Он сразу пошел на поправку. Уже на второй день, когда Веденея склонилась к нему, он встретил ее приветливым взором и попытался что-то спросить, но она не стала его слушать.
На четвертый день, улучив минуту, к другу зашел Буян. Гусляр опять надел свой доспех, вынесенный им из подземелий. Он не улыбался — видно хотел сказать что-то важное.
— Прощай, княже, — молвил он с порога, не садясь. — Уезжаю я — проститься пришел.
Властимир рванулся к нему:
— Куда?
— Дела есть, — неопределенно ответил гусляр. — Загосте-вался я, а зима скоро — надо спешить все дела переделать.
— Как был ты, Буян, взбалмошем, так и остался, — покачал головой князь. — Кто ж в зиму в путь отправляется? Зимами люди добрые по домам сидят, детей растят, по дорогам без дела не ездят!
— Так и мне по делу. Меня ждут.
— Кто?
— Не знаешь ты его.
— А Прогнева что же? Бросаешь?
— Не бросаю, — Буян разом погрустнел. — Прогнева жена моя.
— И ты ее за собой потащишь?.. Ну, ты точно неразумен, как дитя малое!
— Нет, она меня тут пождет. Весною я за ней приеду и с собой ее увезу.
— Правильно, — кивнул Властимир. — А я тем временем в Резани велю терем для вас срубить. А не захочешь терем — сам дом поставишь в городе…
Буян строго качнул головой.
— Не понял ты меня, княже, — сказал он и глубже надвинул на лоб окованный сталью шлем. — Не жить мне и в Резани. Я весной насовсем уеду. Без возврата.
Он махнул на прощанье рукой и шагнул к двери — незнакомый воин, готовый к битве и походу, витязь-одиночка, каких полно на дорогах, а в прошлые времена было еще больше. Властимир с тревогой смотрел ему вслед.
— И что же, — не сдержался он, — мы больше не встретимся?
Буян обернулся уже от двери:
— Нет.
— А как же наша клятва? Мы же братались, помнишь?
— Клятву, — вздохнул Буян, — я не забыл. Но есть клятва большая. Перед всей землей нашей… Прощай, княже. Может, боги будут к нам и дальше милостивы!
— Прощай, — ответил Властимир.
Шагнув во двор, Буян подошел к Воронку, что, уже оседланный, ждал хозяина у березы. Отдохнувший на домашних харчах, жеребец отъелся и обленился. Гусляр проверил, много ли припаса в тороках да крепко ли привязаны гусли. Тут девичьи руки сзади обхватили его за шею.
— Куда ты собрался? — воскликнула Прогнева. Буян повернулся, обнял жену:
— В дорогу я, ладушка, — дело зовет.
— Это князь тебя отправляет?
— Нет, то сам я, по своим делам… С Властимиром я уже простился. А теперь с тобой.
Он потянулся поцеловать ее, но Прогнева отвернулась.
— Ты что, — воскликнула она, — меня тут оставляешь?
— Пережди, Прогневушка, до весны только. Весною вернусь я за тобой и увезу в ту сторонушку, где дом наш стоять будет. А пока нет у меня угла — как же я могу тебя по дорогам с собой возить? Властимир предлагал нам у него в Резани поселиться… Да только ты ведь поедешь, куда мне судьба велит. Так?
