Счастлива, что Вы здоровы! Как моя дочка ― наверное, стала болтать еще больше, чем раньше. Ты почему-то очень мало описал ее, углубившись в анализ своей мировой скорби. Мне, конечно, грустно, что тебе снятся другие женщины вместо меня, но почему, дорогой, Вы, совершая это преступление, обвиняете в нем меня ― это уже просто непонятно. Я же ― Вы знаете мои взгляды ― никогда не протестую против введения в В/жизнь других женщин при одном обязательном условии ― любить меня на высоко отличной степени, нежели ту Вашу незнакомку, приходящую к Вам по ночам.
Дорогой мой! Моя трагедия глубже. Я плохо сплю и совсем, еще ни разу не видела Вас во сне.
Но от этого любовь моя к Вам ведь не уменьшается. Вы знаете мой характер ― людей много встречаю, а сравнить с Вами ― никто Вашего мизинца не стоит. Вы, Солнышко, самородок, не знающий себе цены. И я уверена, что будет время, Вы так развернетесь, что совсем меня забудете. Вот написала ― стало страшно грустно. И вообще плакать захотелось. Нет, нет ― я улыбаюсь. Ведь мы скоро увидимся, и я буду крепко, крепко целовать тебя и свою дочку Соньку.
Ваша Рая.
P.S.
Ты злючка! На письмо в 1 стр. отвечаешь тем же! Так будь же добр, пиши не меньше.
Рая ― Аросе (2 авг. ― 55 г.)
Дорогое Солнышко! Неужели ты до сих пор не получил моего письма? Ты неправ! Я пишу тебе, помню о тебе и Сонечке ― каждую минутку и как никогда скучаю. Уже приелись мне отлучки ― девушка начала стареть, девушка хочет жить на месте крепко и оседло. С годами, как видишь, Аросенька, я становлюсь серьезней и менее авантюристично настроенной.
Скучаю, скучаю, мой дорогой. И тем ужаснее, что дела пока двигаются не теми темпами, какими бы хотелось! Сумею ли выехать 5-го, и не знаю, хотя надежды не оставляю. По вечерам все же развлекаюсь ― ходила с Леной на американские горы! Вот это аттракцион! И до чего же бедна наша Москва, что не может завести у себя хоть что-либо подобное. Ведь прямо дух захватывает.
Вчера были в Центр. Парке Культуры им. Кирова на «веселом троллейбусе, на вертикальном колесе» и ходили на танцевальную площадку. Танцует там все зеленая молодежь ― так что нам было даже неудобно. Но мы под музыку кое-как попрыгали под деревьями на песчаной площадке.
Между прочим, наши путешествия вдвоем с Леной приняли систематический характер. Она показывает мне красоты города и умоляет переехать в Лен-д. И надо сказать, я даже колеблюсь, все-таки здесь действительно несравненно все величественнее, красивее и культурнее. Просто Гранд-отель и номера меблированные ― такова разница между Лен-дом и Москвой.. Но привычка ― она сильнее. Да и климат здесь безусловно хуже. Но какие здесь чудные дачные места ― море, целая плеяда рек, песок, сосны. Просто роскошь.
Но как в гостях ни хорошо, а дома лучше. Меня тянет к нам в Колокольников, заниматься декоративной отделкой нашей комнаты. Счетчиков пока не нашла ― но случайный знакомый обещал мне это устроить. Жаль только, что он уехал сейчас. Куда-то за Ленинград и в Москве будет не раньше 17-20-го.
Смотрел ли ты, Аросенька, «Петера»? В Лен-де все сходят с ума. Говорят, очаровательная вещь. Сейчас мне позвонила Ленка ― и мы, наверное, с ней пойдем посмотрим. Сходи, Солнышко, тоже. Не отрывайся от жизни. Почему не пишешь, как дела с твоей работой в Раменском. Привет твоему папе ― и нашим. Целуй дочку ― горячо-горячо.
Целую крепко. Рая, Раинъка.
Рая ― Аросе (7 авг. ― 35 г.)
Милое, милое, чудное Солнышко! Прости, что я так не писала долго. Твое внимание ко мне и забота страшно меня трогают ― зачем ты так много прислал денег?
Как у тебя с деньгами, как дела? Почему ты так кратко пишешь?
Кажется, ты сейчас больше всего увлечен нашей комнатой ― как видно, она ничего вышла? Я тоже хочу в нее попасть. Когда мне в связи со съездом физиологов предложили выехать из Европейской, я особенно не возражала, думала, скоро уеду. Вдруг сегодня телеграмма из Профиздата ― просят задержаться, нужна какая-то доработка книги в связи с отзывом Граника, ст. редактора нашей книги. Письма еще нет, поэтому я не знаю, в чем дело, но, как видно, придется задержаться.
Солнышко! Клянусь, я ужасно скучаю ― как никогда, поэтому умоляю ― держись хоть ты и, когда я приеду, порадуй меня своими успехами в работе. Не скучай, не хандри ― помни: ведь мне здесь трудно страшно. Устаю страшно. Живу у Лены ― это безусловно не очень удобно.
Аросенька! Не изумляйся, что письмо сумбурное: Леночка около меня поет безумные романсы ― писать трудно.
В телеграмме написала ― писать на Профиздат ― из экономии, можно писать и на адрес Лены: ул Слуцкого, д.37, кв.З, Безбородовой Лене для меня.
Маленький! Как наша дочка? Я почему-то очень думаю о ней ― и, вероятно, в результате этого часто вижу ее во сне. Хандрит ли Настя? Послал ли ты деньги ее родным?
Да, о Беломорцах ничего не выяснил?
Я хочу все, все знать ― пиши мне, Солнышко, подробнее и чаще ― ведь ты знаешь, как я люблю твои письма.
Как живут твои и мои родные?
Дела идут хорошо! Хотела уезжать 10-го. Сейчас не знаю, как сложатся дела.
Детка милая, скучаю.
Целую. Рая.
А ты целуй за меня доченьку.
Думаю о тебе, маленький ― хочу быть около тебя...
7/VIII-35 г.
Рая ― Аросе (12 авг. ― 35 г.)
Аросенька! Милый! Письмо твое доставило мне несколько приятных часов. Оно такое ласковое, милое и веселое, и оно несколько отвлекло меня от тех неприятных переживаний и настроений, которые создает мне в последнее время Профиздат. Получила от Менджерицкой объемистое письмо, из которого можно сделать, конечно, любые выводы, а главный заключается в том, что книга о Кирове чуть-чуть не забракована неким пресловутым Граником, который, от великого ума своего, нашел книгу в конечном счете скучной (любимый метод определения качества материала, распространенный в Профиздате, как видишь). Считая себя, конечно, человеком на уровне, он внес целый ряд предложений в целях исправления книги, а иными словами, он предложил, как я поняла, переделать всю книгу. Самое ужасное во всей этой истории заключается в том, что предложения эти задолго до того, как они были внесены Граником, мной уже были учтены, но воплощение их в жизнь было неудачно, и мы отказались от них. А теперь это преподносится как новое слово, вся работа насмарку ― начинай сначала. Я нахожусь в растрепанных чувствах. Основной вывод, который я сделала,
― хочу немедленно уехать. Сейчас написала об этом Лазарю и др. Жду их решения. Если они согласятся ― 15-го выезжаю из Лен-да. Больше мне здесь делать особенно нечего.