Пьетро Карнасекки, старый знакомый, еще с Витербо, уже бывшей под судом в сорок седьмом и оправданный благодаря непосредственному заступничеству папы.
Бенедетто Варки, преподаватель Флорентийской академии, член группы «Пламенных» в Падуе.
Козимо Бартоли, консул Флорентийской академии, а так же читатель «Благодеяния Христа».
Антон Франческо Дони, писатель, гонец, осуществляющий связь между Флоренцией и Венецией.
Пьетро Веттори, друг Марко Антонио Фламинио, перепи сывающийся с кардиналом Полом.
Якопо да Понтормо, выдающийся живописец, и его ученик Бронзино.
Антон Франческо Граццини, поэт, обличающий пороки церкви.
Пьетро Манельфи, клирик из Марша.
Лоренцо Торентино, печатник.
Филиппо дель Мильоре и Бартоломео Панчатичи, патриции.
Тесный круг флорентийских скрытых лютеран. Разные жизненные пути и разные ошибки, приведшие в одно и то же место: под могучее крыло покровителя, герцога Козимо де Медичи, мецената и злейшего врага Фарнезе, всегда готового вновь разжечь любые выступления против Папы в собственных интересах.
Тициан всю прошлую зиму мутил воду в этом пруду. Там он и провел дни конклава, среди ближайших сторонников Реджинальда Пола.
Инквизиторы сообщили, что обществу всех остальных он предпочитает живописца Якопо да Понтормо и его подмастерья Бронзино.
Якопо да Понтормо, которому уже перевалило за шесть десят, проводит дни и ночи в работе над тем, что, скорее всего, станет его величайшим творением, фреской в базилике Сан-Лоренцо, заказанной Пьером Франческо Риччо для Козимо I. Труд над этим произведением окружает обстановка величайшей секретности, даже эскизы фрески привозят запечатанными. Только Бронзино и немногим другим дозволено смотреть на то, что делает маэстро.
Слухи, анонимные записки, доходящие до флорентийской инквизиции, как и бесцеремонное подглядывание некого не очень скромного священника, говорят: Понтормо детально представляет «Благодеяние Христа» на апсиде капеллы, где будет похоронен Козимо де Медичи.
После окончания конклава из Флоренции нет никаких новостей о Тициане.
* * *
Рим, 8 мая 1550 года
Караффа рассчитывает на французов. Но приходящие из Франции новости свидетельствуют, что Генрих II не может позволить себе возобновить войну против Габсбурга, в которой увяз его отец, так как она требует денег, а их-то никто не собирается ему предоставлять.
Караффа сообщает, что император стремится заключить соглашение с лютеранскими теологами, и, если ему это удастся, спиритуалисты еще могут победить.
Караффа хочет удалить Пола из Рима. Он просто мечтает, чтобы тот вообще оказался за пределами Италии.
Караффа утверждает, что в Англии вот-вот должна разразиться война за престолонаследие. Генрих VIII умер, оставив кучу дочерей, оспаривающих друг у друга корону.
Караффа считает, что необходимо подготовить почву для отвоевания Англии для католичества, причем сделать это таким образом, чтобы столь важная миссия была возложена именно на Пола.
Караффа велит, чтобы я отправился в Англию для установления контактов со сторонниками Марии Тюдор, преданной Папе и Риму и намеренной бороться за корону со своими сводными сестрами.
Караффа называет эту миссию важнейшей и деликатной, настолько, что может поручить ее только самому верному своему слуге. Раньше он никогда не говорил со мной таким тоном. Караффа преподносит раствор цикуты[98]в серебряном кубке.
Раньше или позже это должно было произойти.
Караффа отвлек меня от более значительной партии, которую я разыгрывал с самого начала. Звезда Коэлета закатилась.
В Англию. Чтобы иметь дело с четырьмя невежественными и дурно одетыми дворянами.
В Англию. Операция «Благодеяние» уже не моя. Мне кажется, я могу и не вернуться. Возможно, я так никогда и не попаду в Лондон. Где-нибудь по дороге, вдали от любопытных глаз, я случайно наткнусь на лезвие наемного убийцы. Мое время истекло. Тайны, накопившиеся за тридцать лет, испугают любого, намеренного начать новую главу в истории борьбы за абсолютную власть в Риме. Есть молодые, ни о чем не подозревающие фанатики: гислиеры,[99]доминиканцы. Есть еще и иезуиты. Места для всех уже не хватает. Пора помахать на прощание рукой.
Я устал. Я напуган и изможден. Багаж готов, но я смотрю на него, словно он не мой. Несколько тряпок, унаследованных от жизни, которая заканчивается без излишнего шума. Эта мысль уже преследовала меня некоторое время, но я не думал, что все произойдет так быстро, а сердце будет буквально разрываться от столь банальных чувств. Не так к этому готовятся.
Хотелось бы оставить кому-нибудь эти страницы, свидетельствующие обо всем свершившемся. Но зачем? И кому?
Мы пробираемся по лабиринтам истории. Мы тени, о которых не упоминают хронисты. Нас попросту не существует.
Я пишу для себя. Исключительно для себя. Себе самому я посвящаю и оставляю этот дневник.
Дневник Q
Лондон, 23 июня 1550 года
Дни, заполненные дождем и переговорами. Тупые английские аристократы, плетущие интриги при свете дня, совершенно не способны к дипломатии. Они умеют владеть мечом, который здесь носят все, выставив на всеобщее обозрение. И больше ничего. Все решится лишь в смертельной схватке, а победит тот, кто наберет более многочисленную армию.
Три претендента, три партии. Совершенно невероятная расстановка сил.
Эдуард, маленький мальчик с короной на голове, выбравший своим учителем ни больше ни меньше как самого Мартина Буцера, величайшего лютеранского теолога. Мария, дочь Генриха VIII от первого брака с Екатериной Арагонской и, таким образом, наполовину испанка, — преданнейшая подданная папы. Есть еще и молодая Елизавета, рожденная на крови[100]своей матери Анны Болейн, которая, как видно по всему, в восторге от схизматического пути, избранного отцом.
Семьи, поддерживающие католичку Марию, весьма благожелательно отнеслись бы к возвращению в страну Реджинальда Пола, как паладина католицизма, и уже нашлись те, кто готовит для него Кентерберийский престол.[101]В течение многих веков эти аристократы развлекались, по очереди полностью вырезая друг друга в клановых войнах, больше напоминающих варварские сражения кельтов, чем искусство политики. Здесь хуже, чем в ссылке. Никаких новостей из Италии.
