Когда рассвело, Михаил собрал военный совет.
Вопрос был один – как из деморализованной людской массы вновь собрать боеспособные полки. Встреча с даровым величием не убедила великого князя в том, что война окончилась.
– Что скажете, первый воевода? – обратился он к князю Зиновию.
Первый воевода тоже выглядел слегка заторможенным.
– Я могу привести из Сморгони новые полки, – хмуро сообщил он. – То же может сделать и каждый из князей, затребовав еще дружинников из своих княжеств.
– Много ли времени требуете на то, князь? – справился Михаил.
Зиновий насупился. Времени на такой сбор новой армии требовалось немало.
– Вот и я говорю, – вздохнул Михаил. – Силы есть. Но все они далече. А царово ополчение – туг, рядом.
– Я что сказать хочу, – волнуясь, начал князь Ондрей Воротынский. Он не часто выступал на совете, но теперь решился. – Ко мне гонец прискакал сегодня из Кошелева. И известия неутешительные. Нет у нас силы даже в своих княжествах. Потому как… – и князь замолчал.
Вернее, он продолжал говорить, только услышать его уже никто не мог – на князе сомкнулся скафандр.
Князья, с любопытством обернувшиеся на заминку Воротынского, в первый раз видели активированный скафандр. Ртутный блеск его вкупе с синюшно-мертвенным видом произвел на них впечатление: почти все вскочили, многие схватились за мечи.
– Назад! – скомандовал Михаил горячим головам, бросившимся на князя Ондрея. – Назад, – добавил он тише и с удивлением, будто и сам сомневался в увиденном.
Зато вскочил на ноги сам Ондрей. До него дошло, что мир вдруг утратил все звуки. Он что-то кричал – там, у себя, в скафандре, – хватался за голову, пытаясь стащить нечто, вставшее вдруг между ним и миром.
Кольцо зрителей распалось – окружающие шарахнулись от него, как от чумного.
Князь Ондрей еще пожеспекулировал руками, беззвучно разевая рог, – и бросился вон из избы.
– Надо бы поймать его да объяснить человеку, – предложила я.-А то наделает дел от испуга…
– Не наделает, – устало сказал Михаил. – Скафандр его ото всего защитит – даже и от собственных глупостей.
– Это что? Не болезнь ли какая? – озаботился князь Василий Траханиотов, сын убитого предводителя Великого собора Петра Тихоновича.
– Это не болезнь… – покачал головой Михаил. – Это наша защита. Называется – скафандр. Спрятана эта защита в гривне.
– Прошло, прошло! – закричал, появляясь на пороге, князь Ондрей. – Само прошло! Видите. – Он показывал князьям руки, – Ничего нету!
– Что про защиту говорилось-то? – повысил голос князь Зиновий. – От кого защита? Крепка ли? В гривнах, говорите, есть? А во всех?
– Этого не ведаю, – строго сказал Михаил. – Садитесь, князь Ондрей, поняли мы. Закрылся у вас скафандр.
– Вопрос в другом, – тихонько, себе под нос, произнесла я. – Почему он открылся?
Михаил услышал. Покосился. Спросил: – Тебе этот вопрос кажется важным?
– Ну, раньше ведь такого не бывало, чтобы гривны вдруг ни с того ни с сего выпускали скафандры?
– Нет вроде. Летописи умалчивают.
– И вулканов у вас раньше не было. И бури в пустохляби. Не много ли стало того, чего раньше не бывало?
– Ох! – вскрикнул вдруг князь пичугинский Микула Храп-ча. И ткнул пальцем на соседа своего – князя галицкого Ти-моша Косовского. Тот весь был ртутный и блестящий.
Князь Тимош закрутил головой – не сразу понял, что показывают на него, а не на кого-то рядом. А когда понял – подскочил. Поднес собственную руку к глазам, заговорил беззвучно, осматривая ее, поворачивая и так и сяк.
– О, не только я такой! – с облегчением воскликнул князь Ондрей. И добавил еще что-то, но его уже никто не услышал– он вновь с головы до ног покрылся пленкой скафандра.
– Хороша защита! – презрительно хохотнул князь Зиновий. – Только и толку, что из-под нее не слышно ничего!
– Да толк-то не только в этом, – вздохнул Михаил. – И великая княгиня правильно сказала – если скафандр открылся, значит, это не просто так. Значит, гривна почуяла опасность неминучую для своего хозяина! – Да какая опасность может быть у нас тут? – не унимался Зиновий. – Сидим, беседуем. Была бы сеча – вот то опасность! А здесь – Не те опасности для скафандра важны, которые при сече бывают, – пояснил Михаил. – Разве бывало когда-нибудь, чтоб гривна от удара защищала? Не бывало. А вот ежели опасность странная, на первый взгляд, может, даже и незаметная, – вот тогда она раскрывается.
– Какая ж такая опасность сразу двум князьям тут у нас стала угрожать? – раздраженно спросил Зиновий, который никак не мог примириться с важностью синюшного скафандра, который, оказывается, даже и при сече бесполезен!
– Хорошо, если только двоим, – поделилась я своими опасениями.
И как бы в ответ на мои слова ртутным блеском покрылся и сам князь Зиновий. Ахнул беззвучно. Вскочил. Сел. Пригорюнился.
– Не волхвы ли против нас невидимые сети плетут? – осторожно поинтересовался князь Микула, отодвигаясь от своего синюшного соседа, – Заговоры свои и наговоры, по-творы и волхвования? Как великий князь о том думает?
– Волхвы всегда были, – пожал плечами Михаил. – А скафандры не раскрывались. Да и видел я вчера этих волхвов – жалкий вид сейчас имеют. Даже при царовом дворе их уважать перестали.
– И все же я скажу! – прозвучал вдруг голос князя Ондрея.
– Пропала немота? – хмыкнув, поинтересовался князь Василий. Но его насмешки никто не поддержал.
– Говорите, князь, – попросил Михаил. – Важные вести у вас?
– Очень! – быстро сказал Ондрей, опасаясь, что снова покроется своим странным блеском и онемеет.
Я тоже этого опасалась, потому что вести были важные и заслуживали того, чтоб их услышали.
– Сообщает мне брат мой, Косма, которого я оставил в Кошелеве за себя. Мол, началась во всем княжестве болезнь непонятная. Наподобие навьей истомы. Все акты стали то ли как дети, толп как старики. Ничего не хотят, ничего не делают. Где сядут – там и сидят, где поставишь их – там и стоят. И не только анты. Голутвенные то ж. Лыцаровы отпрыски. И сами лыцары некой томностью охвачены.
– То есть получается, что в Кошелевском княжестве делается то же самое, что и здесь у нас? – спросил Михаил.
– Вот то и получается! – запальчиво рубанул воздух кулаком князь Ондрей. – И где мы тогда свои силы возьмем?..
Он собирался добавить, что хотел бы сам поехать в вотчину, чтоб разобраться, как оно на деле, но сказать о том не успел – скафандр вновь сомкнулся на нем.
– А я вот заметила, – сказала я в тишине, – что и в лесу молодая листва пожухла на деревьях.
