продолжил:
Рассказ Вария о презрении Бога, или О том, как Адам предал Еву
– Человек создан предателем. Первое слово, произнесенное человеком на этой земле, было предательством.
– Неужели!?
– Когда Бог спросил Адама, съел ли он от запретного дерева, тот не ответил «да», коротко и честно, как и полагается настоящему мужчине. А знаешь как?
– Мне как-то читали Тору, но не помню.
– А я запомнил на всю жизнь. Слово в слово. «Жена, которую ты дал, чтобы она была со мной, дала мне плод этого дерева, и я съел».
– Да, предатель! – подтвердил Куспий Фадий. – Еще какой! Свалить все на женщину?! Настоящий трус! Дескать, не я виноват. Виновата жена.
– Вот именно! Только он свалил не все на Еву, а лишь часть своей вины. Другую часть он возложил на самого Бога, мол, «я же не просил тебя дать мне жену. Это ты сам создал Еву». Вот что Адам имел в виду. Но как бы там ни было, предательство есть предательство, и не может не вызвать презрение в порядочном человеке. А в Боге тем паче.
– А как жена?
– Такая же предательница. Все свалила на змея. Думаю, Бог стал так презирать их предательские душонки, что ни захотел больше ни минуты терпеть их в своем саду и поэтому вышвырнул их оттуда вон, а не просто потому, что они слопали запретное яблоко.
– Наверно. Но жена выдала змея. А как повел себя змей?
– Молча встретил божественный приговор, – сказал Публий Квинктилий Варий и пришпорил коня.
– Обидно за змея, – прошептал про себя Куспий Фадий.
Промчавшись под сводами предпоследних ворот, они выехали на дорогу, ведущую к наружным воротам. Вся дорога до самого конца была ярко освещена факельщиками, выстроившимися по обе стороны на равном расстоянии друг от друга.
– В этом весь Ирод, – сказал Римский легат. – Никто не умеет угодить римлянам так, как он.
Между тем в городе празднование Хануки было в самом разгаре. Улицы были запружены толпами гуляющих людей. У многих в руках горели факелы.
Увидев римских всадников, выехавших из ворот Дворца, люди посторонились и уступили им дорогу. Но чем ближе к Храму, тем больше людей было на улице. Невольно приходилось продвигаться медленнее. Люди вежливо и с каким-то безразличием уступали им дорогу и тут же сходились за ними, продолжая прерванное веселье.
Впереди на стенах Храма внезапно зажглись огоньки, высветив его очертания на фоне ночного неба. И следом от Храма по всей улице прокатился ошеломляющий возглас: «Hal-El-lu-yah!». Римских всадников словно ударило воздушной волной. У Публия Квинктилия Вария мурашки пробежали по спине.
У Храма всадники повернули налево и прямиком промчались к крепости Антония.
Публий Квинктилий Варий был заметно взбудоражен.
– Эти иудеи загадочные люди, – сказал Куспий Фадий. – Я здесь больше года. Но до сих пор не могу их понять.
– И никогда не поймешь. Их понять невозможно, – ответил Публий Квинктилий Варий. – Они сильнее нас.
– Чем же? Вроде бы не видные собою, хилые. Откуда у них сила?
– Они умеют мыслить. Мыслить глобально, но действовать локально. Умеют видеть в малом большое.
– Но и у нас есть подобные люди.
– Единицы. А у них почти все поголовно такие. Это у них в крови. Это они всасывают с молоком матери.
– Но это мы властвуем над ними здесь, в Иерусалиме, а не они над нами в Риме.
– Не будь наивен, – сказал Публий Квинктилий Варий. – Они не властвуют в Риме только по той причине, что долго не подозревали о нашем существовании. Теперь они познакомились с нами, ощутили нашу мощь, задумались, вежливо не замечая нас. Но уверяю, настанет время, когда весь Рим будет поклоняться иудею, в то время как в Иерусалиме не останется ни одного римлянина.
– Удивительно, чем меньше я их понимаю, тем больше проникаюсь уважением к ним, – признался Куспий Фадий.
– Вот в этом-то их сила.
– Но мы более благородны, а они более, как бы сказать…
– Мстительны? – подсказал Публий Квинктилий Варий.
– Вот именно!
– Это не совсем так. Иудеи способны на очень высокое благородство. Но даже Ирод понимает, что нельзя оставлять детей врага в живых, как бы это ни было жестоко. Мы не всегда это понимаем. Мы здесь, на Востоке наломали немало дров, свергли многих местных владык, оставив их отпрысков в живых. Их дети, дети их детей доберутся когда-нибудь до Рима, выследят потомков наших полководцев, сенаторов и перережут им горло. В почву брошены семена мести и их пожнут будущие поколения. Лет через пятьдесят – сто. Мы своим благородством подвесили Дамоклов меч над нашими потомками. Вот почему царь Давид истреблял своих врагов безжалостно, не оставляя в живых даже грудных детей.
– Кстати, Элохим – прямой потомок царя Давида.
Слово «кстати» прозвучало некстати, резануло утонченный слух легата и показалось ему слишком фамильярным. И он решил закончить разговор.
– Знаю. Но он наш враг. Выбери самых сильных и отважных легионеров для Вифлеема.
– Будет сделано! Наверно, племянник Элохима уже добрался до Антония.
– Ну отлично. Тогда до завтра!
Куспия Фадия словно взяли как котенка за шкирку и швырнули в угол. Только теперь до него дошло, насколько Публий Квинктилий Варий ему недоступен.
– А что сделать с племянником Элохима, когда вернется из Вифлеема? – спросил он угодливо.
– Отправь его в Цезарею и посади на корабль.
– Куда? В Рим?
– Нет. В Александрию. Пусть выпустят его в Египте на все четыре стороны.
135
– А где Наассон? – спросил Элохим Эл-Иава, когда тот вернулся домой в день Хануки, пригнав стадо с пастбища.
– А что!? – удивился Эл-Иав. – Разве его нет не дома?
– Нет. Ра-Эл сказал, что он, возможно, ушел к тебе.
Отсутствие Наассона Элохим заметил уже на следующий день по приезде. Но тогда не придал этому особого значения. Позже вечером Ра-Эл сказал ему, что, видимо, ушел к стаду и что у него в привычке «испаряться вот так внезапно, не говоря никому ни слова». Элохим даже несколько обрадовался, что Мариам не придется видеть Наассона пару дней – он ей явно не понравился – и тут же забыл про него. Но теперь Элохим насторожился.
– Куда он мог исчезнуть?
– Не знаю. Может быть, уехал в Иерусалим, на Хануку, – неопределенно ответил Эл-Иав.
Элохим задумался. Ему явно было неприятно занимать свои мысли Наассоном, хотя прекрасно понимал, что чувство неприязни только мешает думать хладнокровно. «Надо уходить отсюда», – первое, что пришло в голову. Оставаться тут уже не так безопасно. Но куда? Опасно везде.
– Как устроились? – прервал его мысли Эл-Иав.
– Хорошо, – ответил Элохим.
– Тогда вечером поужинаем