Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Основная мысль такой подавляющей педагогики заключалась в том, что от природы присущее детям своеволие нужно обязательно как можно раньше подавить, вытравить, уничтожить, используя все доступные средства. В противном случае из них вырастут злодеи и негодяи. Чтобы этого не произошло, своеволие якобы необходимо заменить абсолютным послушанием родительской воле и вышестоящим лицам.
«Для воспитания они совершенно необходимы, потому что прививают незрелому уму порядок и покорность перед законами. Ребенок, который привык слушаться своих родителей, и в дальнейшем, когда он начнет самостоятельную жизнь и станет господином собственной воли, будет с охотой подчиняться правилам и законам благоразумия, потому что уже однажды приучился поступать вопреки собственной воле. Это послушание настолько важно, что на самом деле вся суть воспитания и заключается ни в чем ином, кроме как в приучении к послушанию»[15].
Наши бабушки и дедушки, матери и отцы, придерживались именно такой точки зрения на детей. Да и в нашем поколении многих воспитывали с тем же подходом. Поэтому нам самим кажется правильным и нормальным приписывать своим отпрыскам намерение сесть нам на шею и обвести нас вокруг пальца. Внутренний голос советует нам не идти на поводу у детей, если они проявляют упрямство, и наша интуиция, конечно же, не может ошибаться. Разве не об этом говорят чуть ли не на каждом углу?
Тот самый внутренний голос, или интуиция, представляет собой знание, не приобретаемое личностью посредством осознанного понимания, а приходящее спонтанно, непроизвольно, как бы само собой. Между тем к внутреннему голосу стоит прислушиваться только тогда, когда наш мозг достаточно долго был занят обдумыванием какой-либо проблемы. В данном случае, как правило, мы не заняты таким обдумыванием. Когда мы сами были маленькими, наши родители заботились о нас и о наших сестрах и братьях, – этот опыт кажется нам достаточным, чтобы претендовать на обладание базовыми знаниями об обращении с детьми. По мере нашего взросления это интуитивное убеждение укореняется в самом центре нашего мозга, который отвечает за бессознательные поступки и суждения. Когда мы попадаем в, казалось бы, совершенно новую ситуацию – у нас самих появляется ребенок, – в глубинах бессознательного срабатывает некий скрытый механизм, проскакивает искра озарения интуитивного знания, которая попадает в кору. У нас появляется предчувствие, на основании которого мы принимаем то или иное решение.
Однако интуицию нельзя назвать шестым чувством – это всего лишь неосознанное использование опыта, полученного в детстве. Когда родители руководствуются интуицией в воспитании детей, они идут на поводу у бессознательного чувства, точно так же, как это делали их родители и бабушки с дедушками. Все это здорово и прекрасно, если у ребенка чуткая, реагирующая с эмпатией мама, которая умеет расшифровывать идущие от младенца сигналы и с любовью удовлетворять его потребности. Но если родитель вырос в Европе и его предки относятся к поколению, которое было выращено, согласно принципам подавляющей педагогики, то стоит переосмыслить слова, нашептываемые внутренним голосом. Очень возможно, что он говорит ерунду. Вот как высказался по этому поводу немецкий философ XVIII века Иоганн Георг Зюльцер:
«Совершенно естественно, что каждая душа хочет иметь свою волю, и поэтому, когда кто-то в течение первых двух лет жизни делает что-то неправильно, то впоследствии ему очень сложно достичь поставленной цели. Те самые первые два года, помимо всего прочего, хороши тем, что в этом возрасте нетрудно применять к детям насилие и принуждение. Люди забывают с годами все, что произошло с ними в первые годы жизни. Если лишить детей воли, то впоследствии они больше уже никогда не вспомнят, что когда-то обладали ею. Строгость, которую необходимо будет проявлять в будущем, именно по этой причине не будет иметь для них никаких плохих последствий».
Возможно, большинство представителей нынешнего поколения родителей в детстве не подвергались физическим наказаниям. Однако с очень большой вероятностью, граничащей с уверенностью, можно утверждать, что их хватали за руку или грубо толкали. Некоторых детей ударяли по шее, таскали за ухо или одаривали подзатыльниками. Других во время припадка гнева держали под холодным душем, кого-то запирали в комнате, а многих ставили в угол, где они, повернувшись лицом к стене, должны были «подумать над своим плохим поведением» и где им должно было «стать стыдно». Все эти наказания могут показаться сравнительно безобидными по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть другим, однако в подзатыльниках, таскании за уши и тычках тоже нет ничего хорошего. Воспоминания о таких случаях выжжены каленым железом в детском мозгу и вызывают вспышки гнева в аналогичных ситуациях, заставляя взрослых реагировать на поступки своих детей сходным образом.
Импульсивные желания, которые мы, родители, испытываем в подобные моменты, оправдываются упрямым повторением слов наших предков: дескать, такое обращение «совершенно не повредило» им самим. Это совершенно абсурдное утверждение. Разумеется, наказания нанесли вред их психике! От таких методов воспитания пострадали и мы, их дети, и от них же будут страдать их внуки. Любовь не может выражаться ни в телесных наказаниях, ни в унижениях. Однако голоса у нас в голове шепчут, что мы не должны позволять своим детям садиться себе на шею, потому что тогда они, оказавших в общественном месте – например, в детском саду или в школе, – будут выделяться среди сверстников. Внутренний голос внушает нам, что нужно учить детей подстраиваться, приспосабливаться, чтобы не быть «белыми воронами», «не такими как все» и не стать впоследствии отщепенцами. Кто же, если не родители, приучит их к этому? И почему бы при необходимости не прибегнуть к насилию и принуждению?
Эти голоса из прошлого совершенно не допускают мысли о том, что наши дети могут успешно научиться приспосабливаться к принятым в обществе правилам без всякого принуждения и насилия. Придерживаясь такой неправильной точки зрения, родители, подобные Жаклин, думают, что ребенок своим плачем хочет настоять на своем или проверить границы дозволенного, поэтому отвечают на его действия интенсивным противодействием.
Пример Жаклин и Малу кажется нам, впрочем, интересным. Независимо от того, какое наказание выдумают родители или каким вознаграждением они соблазнят ребенка, девочка все равно будет каждый вечер упрямо выходить из своей комнаты, спускаться по лестнице и плакать у двери в гостиной. По словам матери, плачет она вовсе не от страха, а просто притворяется. Мать готова взорваться, потому что ей не удалось объяснить своей дочери, что спать в семейной постели – не вариант. И тогда она обратилась к нам с просьбой о помощи.
В разговоре с Жаклин мы сначала попытались разузнать, чего именно она так боялась, будучи уверенной, что ребенок хотел во что бы то ни стало добиться своего. Она не могла толком выразить это туманное чувство, однако упирала на то, что ребенок должен спать в своей постели и находиться в своей комнате, и она не будет менять эти правила. Только когда мы уверили ее, что не собираемся убеждать ее пересмотреть свои взгляды, она стала более открытой.
Мы показали ей то, что она и сама уже заметила, но не обратила на это внимания: ребенок начинает стонать, лежа в своей постели, и только через пару минут переходит к слезам. Это никак не вязалось с предположением Жаклин, что девочка притворяется. Никто не проявляет упрямство во сне. Мы посоветовали матери зайти в комнату ребенка примерно в то время, когда она обычно просыпалась, сесть на кровать и понаблюдать за тем, что за представление разыгрывается в спальне Малу. Как мы и ожидали, Жаклин выяснила, что ее дочери действительно снятся кошмары. Она беспокойно ворочалась в постели, металась, стонала, всхлипывала и боролась с кем-то во сне. Мать положила руку спящему ребенку на грудь и прошептала, что все будет хорошо – ей просто приснилось что-то плохое. После этого стоны прекратились, и Малу спокойно заснула. Теперь она спала по ночам и больше ни разу не просилась к родителям в кровать.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
