Абеляр был не единственным, кто искал новые истины. Ученые в Южной Европе узнали, что сокровищница знаний Древнего мира не погибла вместе с Римской империей, как они считали до этого, а сохранилась в арабских библиотеках Испании и Северной Африки. Реконкиста не только медленно забирала территорию у мусульман, но и обеспечивала доступ к литературе и знаниям далекого прошлого. Христиане захватили Толедо в 1085, а Сарагосу – в 1118 г… Вскоре небольшая армия переводчиков со всей Европы, работавших в городах Испании и Южной Франции, начала искать истины, спрятанные в арабской литературе, – со всем рвением банды копателей, дорвавшихся до гробницы с сокровищами. Нам известны имена Аделарда Батского, Роберта Кеттонского и Роберта Честерского (Англия); Герарда Кремонского и Платона из Тиволи (Италия); Германа Далматинского (Австрия) и Рудольфа из Брюгге (Нидерланды), которым помогали многие испанские евреи. Поддерживаемые Раймондом, епископом Толедским, и Михаилом, епископом Тарасонским, они переводили целые библиотеки философских, астрономических, географических, медицинских и математических трудов. Как мы уже видели, после перевода на латынь эти тексты могли быть прочитаны и переписаны любым ученым или монахом Запада. Вместе со знаниями Древнего мира христианский мир получил еще и работы великих мусульманских математиков. В 1126 г. Аделард Батский перевел «Астрономические таблицы» аль-Хорезми, познакомив Запад с арабскими цифрами, десятичными дробями и тригонометрией. В 1145 г. Роберт Честерский перевел «Китаб аль-джабр ва-ль-мукабала» того же автора, назвав книгу на латыни Liber algebrae et almucabola («Книга об алгебре и аль-мукаболе»); он стал изобретателем слова «алгебра» и познакомил европейцев со способами решения квадратных уравнений. Самым выдающимся из всех переводчиков был Герард Кремонский, который до смерти в 1187 г. успел перевести на латынь не менее 71 древнего текста, в том числе «Альмагест» Птолемея, «Начала» Евклида, «Сферику» Феодосия и множество философских и медицинских трудов Аристотеля, Ибн Сины, Галена и Гиппократа[20].
Кроме городов Испании и Южной Франции, где трудились вышеупомянутые переводчики, было еще два важных центра, которые сделали давно утерянные тексты доступными европейским ученым. В Константинополе многие древние труды уцелели в греческих оригиналах. Именно там в 1136 г. Джакопо из Венеции перевел «Вторую аналитику» Аристотеля – «новую логику», названную так, чтобы отделить ее от «старой логики», переведенной несколько столетий назад Боэцием. В норманнском королевстве Сицилия были найдены греческие свитки, сохранившиеся с тех времен, когда остров контролировала Византия. Нашли там и арабские книги – тех времен, когда Сицилия была под властью мусульман. Чтобы ублажить сицилийских королей-интеллектуалов, Рожера II и его сына Вильгельма I, придворные переводчики в Палермо перевели на латынь диалоги Платона «Менон» и «Федон», «Метеорологию» Аристотеля, различные работы Евклида, а также «Оптику» и «Альмагест» Птолемея. Кроме того, они перевели фундаментальный географический труд Мухаммада аль-Идриси, включавший в себя карту мира, которая простиралась от Исландии до Азии и Северной Африки.
Действительно ли все эти открытия изменили христианский мир в целом? Как интеллектуальные достижения XII в. повлияли на среднего крестьянина из Центральной Франции? Непосредственно – не очень сильно, по крайней мере, не в такой степени, как способность расчистить несколько дополнительных акров земли и прокормить большую семью. Однако считать, что любая важная перемена должна напрямую и немедленно влиять на все население, было бы одновременно нереалистично и примитивно. Это все равно, что спрашивать, как специальная теория относительности Эйнштейна повлияла на фабричных рабочих XX в.: возможно, она не была важной в 1905 г., когда ее опубликовали, но в 1945 г. она потрясла мир – взрывные выводы из нее покончили со Второй мировой войной. Если говорить об интеллектуальном возрождении XII в., то новая логика Аристотеля медленно просочилась даже в самые нижние слои общества. Появился новый подход к знаниям. Логика научила людей, которые до этого лишь составляли все более и более толстые энциклопедии, что знание – это не просто вопрос накопления большого количества фактов, не менее важно и качество этих фактов. Писатели вроде Иоанна Солсберийского, который посещал лекции Абеляра в 1136 г. и в конце концов стал епископом Шартра, был лишь одним из многих интеллектуалов той эпохи, на которых новая логика оказала огромное влияние. Перефразируя одно из самых его знаменитых изречений: неважно, какие три места паломничества заявляют об обладании головой Иоанна Крестителя – важно только то, в какой церкви находится настоящая голова. А еще просто вспомните, что цифры, которыми мы сегодня пользуемся для расчетов, – арабские, и вы поймете, в каком огромном долгу находитесь перед мусульманскими математиками, чьи работы были переведены в XII в. Вы пробовали умножать или делить римскими цифрами? Можете себе представить, как умножать число π (3,1415926536…) римскими цифрами? Что еще важнее, до переводов арабских трактатов не существовало концепции нуля. Но нуль – это огромная круглая дыра, из которой со временем вышло множество других математических концепций. Поиски новых знаний, возможно, не сильно интересовали крестьян в полях и очень медленно доходили до среднего человека на улице, но без них будущее Европы было бы совсем другим.
Медицина
Одна из отраслей науки XII в., все-таки оказавшая непосредственное влияние на жизнь людей, – медицина. Конечно, сама по себе медицина была явлением не новым. Врачи были и в Древнем мире, а медицинские идеи в той или иной форме передавались сквозь века. Англосаксонские «лечебники» и их континентальные аналоги были вполне доступны, равно как и траволечение. Рабан Мавр посвятил медицине целую главу своей энциклопедии, а писатель VII в. Исидор Севильский вставил около дюжины текстов Галена, врача II в., в свою книгу знаний. Но вот систематического набора медицинских текстов не существовало. Врачей было очень мало, хирургов вообще не было. Не было и формального медицинского образования. Более того, многие верили, что медицинское вмешательство – это попытка пойти против воли Бога. Христианские писатели раннего Средневековья, например Григорий Турский, делали особый акцент на аморальности медицины: врачи пытались изменить Божий приговор. Он приводил примеры того, как мужчин и женщин справедливо наказывали за то, что они искали медицинской помощи, – и того, как других исцелял святой елей после того, как врачи оказались бессильны. Такие взгляды сохранились и в XII в. – свидетельством этого является, например, заявление Бернарда Клервоского, что «обращаться к врачам и принимать лекарства не соответствует религии и противоречит чистоте»[21].
Резкое заявление Бернарда станет чуть более понятным, если мы посмотрим на некоторые медицинские процедуры, которые применяли в X и XI вв., и увидим, что большую роль в медицине играли суеверия. Рецепты лекарств, в частности, включали в себя экскременты или фрагменты тел животных, а также заклинания или обереги. Думаю, достаточно будет одного примера из англосаксонского «лечебника»:
