Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
— Ой, да ну, — скривился он, — суеверия все это.
— А может, и нет. Откуда ты знаешь?
— Вот и посмотрим, кто из нас окажется прав — я или она… — кивнул Володька в сторону удаляющейся официантки.
Увы, как вскоре выяснилось, права оказалась официантка.
Глава VII КРОВАВЫЕ СЛЕЗЫ, ИЛИ ОТРУБЛЕННЫЕ ПАЛЬЦЫ
От кафе до мастерской Смертолюбовой было рукой подать — лишь дорогу перейти. Но я, чтоб оторваться от предполагаемого «хвоста», отправилась в обход, или, как говорит в таких случаях мой дедушка капитан Кэп, в Крым через Нарым (гляньте на карту, где Крым и где Нарым).
Я быстренько вскочила в троллик, потом перескочила на маршрутку, затем нырнула в метро… Короче, меняя виды транспорта как перчатки, я колесила по городу взад-вперед и задом наперед и даже в пригород на электричке заехала, а после еще петляла на своих двоих по всяким улочкам-переулочкам.
Время тоже, естественно, на месте не стояло.
Бац! — и дня как не бывало.
Когда окончательно стемнело и в Москве зажглось все, что только могло зажечься, я решила, что наверняка уж оторвалась от «хвоста» (если он, конечно, был). Вернувшись к кафе, я перешла дорогу, вошла в смертолюбовский подъезд и на полудохлом лифте поднялась на самый верхний этаж, где и располагалась мастерская.
Открыла дверь. Вошла. Закрыла. И — прифигела.
Нет, по сути-то, это была обычная квартирка со всеми удобствами: тубзиком, ванной, кухней и прочими благами цивилизации. Но это по сути. А не по сути — я таких чернушных квартир в жизни никогда не видала. Прикиньте, все здесь было черного цвета: стены, потолок, мебель, шторы на окнах… даже холодильник — и тот был черный, не говоря уж об унитазе и ванне. Но это еще цветочки… Кстати, о цветочках. Хоть Воробей и сказал, что цветов у Смертолюбовой нет, один цветок все же имелся. Он рос в черном оршке на черном подоконнике и тоже весь был черный с черными колючками на длинных черных стеблях.
Так вот, о цветочках, вернее, теперь уже о ягодках. Все стены большущей комнаты-мастерской — почти что зала — были увешаны картинами, названия которых говорили сами за себя: «Утопленница», «Покойница», «Самоубийца»… Кладбищ на картинах тоже хватало, но мое внимание привлекло лишь одно, где между крестами и надгробиями плавали рыбки. Картина называлась «Подводное кладбище». Но дело даже не в этом. А в том, что на одном из надгробий было крупно написано: «МУХИНА». Хм… С одной стороны, моя фамилия, конечно, довольно распространенная, а с другой… В общем, странно.
И еще одну странность я обнаружила. В шкафу. Там в ряд висели разные платьица ярких расцветок, которые вполне подошли бы молоденькой женщине, но уж никак не старухе Смерто-любовой. Зачем они ей?..
А еще в мастерской находилась черная закрытая дверь. Я подергала ручку. Фига! Дверь на замке.
Сунула я свой любопытный нос и в смертолюбовскую аудиотеку, где сплошь были диски и кассеты с записью похоронных маршей разных стран и народов. Ну и заодно уж — нарушая Володькину инструкцию не врубать телик — врубила телик, убавив звук до минимума, и просмотрела на скорости смертолюбовские видеокассетки.
На всех кассетах было одно и то же. Смерто-любова, вся в черном, давала интервью на фоне всевозможных кладбищ. И говорила она об одном и том же. О смерти:
— Смерть — это самое прекрасное, что есть на свете. В смерти есть что-то величественное. Когда я была маленькой, я всегда просила мамочку, чтоб она водила меня гулять на кладбища…
— А вы не боитесь мертвых? — интересовался корреспондент.
— А чего их бояться? — отвечала Смертолю-бова. — Они же мертвые. Бояться надо живых…
Ну и так далее.
Одним словом, отстойная мастерская, отстойные картины, отстойное аудио, отстойное видео, и даже воздух здесь был какой-то отстойный, точнее — застойный. Блин! Неужели мне придется тут париться неизвестно сколько?..
Короче, я решила лечь спать, потому что часы уже оттикали и оттакали полночь с копейками. Постель, как вы сами понимаете, была черная — черный пододеяльник, черная простыня и черная подушка. Но не на пол же мне было ложиться, тем более что и пол тоже черный.
И я легла на черную кровать и приготовилась уснуть. Но не тут-то было. Не успела я выключить свет, как на душе у меня заскребла кошка… нет, даже не кошка, а львица своей львиной лапой. Мне было грустно и одновременно еще грустнее. Прежде всего я грустила, конечно же, о Гафчульке. Причем грустила по-черному. Обычно-то моя грустность светло-зелененькая в золотистую крапинку, она так красиво переливается в душе, когда я грущу. А тут был сплошной черняк, что не удивительно, ведь кругом черным-черно и сама я лежала на черной простыне под черным одеялом. Но я-то хоть на кровати лежала, а бедный Гафка лежал на дне Москвы-реки. Я подумала, не всплакнуть ли мне по этому поводу, но носового платка под рукой не оказалось, я и передумала.
В общем, на душе у меня скребла львица, а в голове стройными рядами, как на параде, маршировали мысли. Куда делся из компа файл со сном №13? Кто «подарил» мне на день рождения гроб? Был ли на самом деле отравлен шоколадный торт? Почему на картине «Подводное кладбище» на одном из надгробий написано: «МУХИНА»?.. Ну и самая главная мысль, которая вышагивала впереди всех остальных: кто хочет меня убить?
Володькину версию о меркурианах я, подумав, все-таки отмела. Какие еще на фиг меркуриане?
Не-е-т, это стопудово земные заморочки. А может, вовсе и нет никаких заморочек, продолжала думать я, а просто с гробом вышло какое-то недоразумение, торт вовсе и не был отравлен (мог же Гафч сам скоропостижно скончаться?), и файлик с моим сном вовсе никуда не подевался, а элементарно исчез из-за сбоя в программе… Скорее всего, так оно и есть — что ничего здесь нет. А я, как дурочка с переулочка, лежу в черной чужой квартире на черной чужой кровати. И все из-за Воробья и его меркуриан.
Кстати говоря, есть такая теория, что некоторые люди, одержимые какой-нибудь идеей, способны заразить этой идеей окружающих. Как гриппом. Таких людей называют, кажется, кондукторами… ой, нет, индукторами. Вот и Володька, похоже, заразил меня своими меркурианами.
Короче, завтра же возвращаюсь домой.
Приняв это решение, я сразу провалилась в сон, густой и толстый.
Но ненадолго. Проснулась я от капанья. Кап-кап… капало где-то непонятно где. Кран, что ли, в ванной или на кухне неплотно закрыт? Я встала и босиком прошлепала на кухню, а затем в ванную. Нигде из кранов не капало. Между тем явственно слышалось — кап-кап… Я вернулась в комнату. Капание стало громче. Я пошла на звук, и в первую секунду мне показалось, что я подхожу к зеркалу, потому что я увидела свое отражение.
Но во вторую секунду я поняла, что это никакое не отражение, а — изображение. Картина, на. которой была изображена… я. В полный рост.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
