На берегу реки двое мужчин свежевали тушу кабана, подвешенную к ветке дерева. Они уже выпотрошили зверя и теперь, убрав ножи в ножны, аккуратно сдирали с него шкуру, чтобы ни в коем случае не повредить ее и не проткнуть. Оба были обнажены по пояс, но в длинных фартуках, сшитых из рыбьих шкурок. Эти люди показались Тораку пугающе могучими; на их мускулистых руках бугрились уродливые зигзагообразные шрамы. С туши кабана медленно сочилась кровь, падая в подставленное корытце из бересты.
На мелководье две девушки в коротких рубахах из оленьей кожи, хихикая, промывали кабаньи внутренности, а рядом трое малышей старательно лепили из мокрого песка куличики и украшали их веточками сикоморы. Две легкие гладкие лодочки, крытые шкурами, лежали на берегу недалеко от воды. Земля вокруг лодок вся блестела от рыбьей чешуи. Две собаки довольно свирепого вида, подвывая, выпрашивали подачку.
В центре поляны возле большого костра из сосновых дров на циновках, сплетенных из ивовых веток, сидели женщины и, тихо переговариваясь, лущили лесные орехи или перебирали и складывали в корзину ягоды можжевельника. Никто из них внешне не походил ни на Хорда, ни на Ренн; Тораку даже на минутку пришло в голову, что брат с сестрой — тоже сироты, как и он.
Чуть в стороне от женщин какая-то старуха изготовляла стрелы: вставляла тонкие, как иглы, осколки кремня в прорезь на древке, а затем прочно закрепляла их с помощью клея из сосновой смолы и пчелиного воска. К куртке ее спереди был прикреплен круглый костяной амулет с вырезанной на нем спиралью, и Торак догадался, что старуха эта, должно быть, колдунья. Отец много рассказывал ему о колдунах: они умели исцелять болезни, предсказывать, где есть дичь и какая будет погода. Но эта старая женщина выглядела так, словно могла делать и куда более опасные вещи, чем предсказывать погоду.
У костра хорошенькая девушка приглядывала за варевом, готовящимся в обмазанном глиной бурдюке. Пар от варева поднимался такой густой, что у девушки шевелились волосы, когда она палочкой-рогулькой вынимала из костра раскаленные докрасна камни и бросала их в бурдюк. Похлебка распространяла такой аппетитный мясной дух, что у Торака потекли слюнки.
Рядом с девушкой немолодой мужчина, стоя на коленях, надевал на вертел тушки зайцев. У него были такие же темно-рыжие волосы, как и у Хорда, и короткая рыжая бородка, но на этом все его сходство с Хордом и заканчивалось. Лицо мужчины поражало своим спокойствием и силой; Тораку даже показалось, что оно вырезано из песчаника. Он так засмотрелся на его необычное лицо, что даже позабыл о дивном аромате мясной похлебки. И без слов было ясно, что этот человек обладает здесь огромной властью.
Ослак развязал Тораку руки и подтолкнул его к центру поляны. Собаки тут же вскочили и яростно залаяли. Старуха сделала рукой какое-то мимолетное движение, и собаки смолкли, продолжая лишь тихо рычать. Все сразу перестали заниматься своими делами и уставились на Торака. И только тот мужчина у костра продолжал спокойно насаживать зайцев на вертел. Наконец, покончив с этим, он неторопливо вытер руки о землю, поднялся и стал молча ждать, когда Торака подведут к нему поближе.
Хорошенькая девушка, варившая суп, мельком глянула на Хорда и, застенчиво ему улыбнувшись, сказала:
— Мы оставили тебе супу.
И Торак догадался, что она либо его жена, либо хочет стать ею. Ренн обернулась и, округлив глаза, пропела, обращаясь к Хорду:
— О-о-о, Дирати тебе супцу оставила!
«Ну точно, она его сестра», — решил Торак.
Хорд, не обращая внимания ни на ту, ни на другую, сразу подошел к мужчине у костра и быстро рассказал, что произошло. Торак про себя отметил, что, согласно его рассказу, выходило, будто именно Хорд, а вовсе не Ослак поймал «воришку». Но Ослак, похоже, ничуть не возражал; а вот Ренн посмотрела на брата весьма презрительно.
Между тем собаки почуяли Волка. Шерсть у них на загривке встала дыбом, и они стали приближаться к Ренн.
— Назад! — прикрикнула она на них.
Собаки подчинились. А Ренн нырнула в ближайшее жилище и вскоре показалась, держа в руке моток веревки, сплетенной из древесной коры. Она привязала один конец веревки к верхней части мешка, в котором сидел волчонок, а второй перебросила через ветку росшего рядом дуба и подвесила мешок высоко над землей, так что собакам до него теперь было не допрыгнуть.
«И мне тоже!» — с горечью подумал Торак. Теперь, даже если ему и представится возможность убежать, он этого сделать не сможет. Без Волка он ни за что бежать не станет!
Ренн, перехватив его взгляд, сухо усмехнулась.
Он лишь мрачно на нее посмотрел. Душа его была исполнена страха.
Хорд наконец кончил рассказывать. Немолодой мужчина у костра один раз кивнул ему в знак того, что все понял, и жестом велел Ослаку подогнать Торака поближе. Он очень внимательно, не мигая, смотрел на мальчика; глаза у него оказались совершенно голубыми, очень яркими и удивительно живыми для такого каменно-неподвижного лица. Торак чувствовал, что долго его взгляда не выдержит, однако не смотреть в эти глаза оказалось еще труднее.
— Как твое имя? — спросил мужчина, и Торак испугался еще больше: уж больно тихо он это спросил.
Он облизнул губы и ответил:
— Торак. А как твое имя?
Но, похоже, он его уже слышал раньше… Впрочем, Хорд поспешил пояснить ему:
— Это Фин-Кединн. Вождь племени Ворона. А тебе, жалкая тварь, следовало бы научиться почтительно разговаривать с большими людьми.
Фин-Кединн взглядом заставил Хорда умолкнуть и повернулся к Тораку.
— Из какого ты племени?
Торак гордо вскинул голову и ответил:
— Из племени Волка.
— Вот удивительно-то! — насмешливо заметила Ренн, и в толпе кто-то засмеялся.
Но только не Фин-Кединн. Он ни на секунду не сводил с лица Торака своих обжигающих голубых глаз.
— Что ты делаешь в этой части Леса?
— Иду на север, — ответил Торак.
— Я говорил ему, что эта часть Леса теперь принадлежит нам, — быстро вставил Хорд.
— Откуда мне было об этом знать? — пожал плечами Торак. — Я же не был на Совете племен.
— А почему? — тихо спросил Фин-Кединн. Торак не ответил.
Глаза вождя так и впились в него.
— Где остальные члены твоего племени?
— Не знаю, — честно признался Торак. — Я никогда вместе с ними не жил. Я живу… жил… в Лесу вместе с отцом.
— Где же он?
— Умер. Его… убил медведь.
По рядам собравшихся пролетел шепот. Некоторые опасливо поглядывали через плечо, другие касались своего племенного оберега — пучка перьев ворона — или даже делали особое движение рукой, с помощью которого отгоняют зло. Старуха так и буравила Торака острым взглядом.
Но лицо Фин-Кединна осталось по-прежнему спокойным.
