И. Симолин.К «доношению» И. М. Симолина была приложена жалоба дьякона посольской церкви Зиновия Чернявского, подвергавшегося особенным издевательствам со стороны самодура-иерея. Дьякон был старожилом русской колонии в Париже. Он исправно служил в храме в течение тридцати трех лет – с 1759 года, пережив нескольких настоятелей, семь посланников и поверенных в делах.
И лишь с приездом в Париж в 1783 году о. Павла Криницкого спокойная жизнь о. Зиновия, да и всей церковной общины, сменилась раздорами и конфликтами, виновником которых, по общему мнению, был новый священник. Еще прежний посланник, князь И. С. Барятинский, пытался урезонить о.Павла, но в 1785 году он был отозван в Петербург, а сменивший Барятинского И. М. Симолин, будучи лютеранином, старался не вмешиваться в дела православного прихода.
Лишь после 14 июля 1789 гогда, когда о. Павел, по-своему интерпретировавший Декларацию прав человека и гражданина, стал в буквальном смысле общественно опасен, тайный советник Симолин обратился в Иностранную коллегию с просьбой убрать из Парижа разбушевавшегося иерея; от его издевательств пострадала даже беременная дьяконица-француженка, у которой случились преждевременные роды. «Смею еще раз разорвать свое молчание, – писал дьякон Симолину по этому поводу, – прося Вас, Милостивейший Государь, сжалиться над моею старостию и слезами жены моей, которую поносил он (о. Павел. – П. Ч.) публично самыми безчестными и непристойными словами…»38Последующее развитие событий показало, что в Коллегии иностранных дел (или в Святейшем Синоде?) не посчитали в тот момент нужным заменять священника посольской церкви. Дело в том, что и само посольство, и все его члены, включая священнослужителей, в скором времени должны были покинуть Париж, так как Екатерина II после неудачного бегства Людовика XVI и его семьи в июне 1791 года приняла решение свернуть дипломатические отношения с Францией. В феврале 1792 года она отозвала оттуда своего посланника И. М. Симолина, а в июне 1792 года – и поверенного в делах М. С. Новикова. После отъезда из Парижа русских дипломатов священнослужители посольской церкви некоторое время оставались там одни, готовясь к возвращению в Россию. Отец иерей окончательно распоясался. Он нередко избивал несчастного дьякона прямо в храме, не допускал его к службе, не выдавал положенных денег на оплату жилья. «Я не боюсь никого, – бахвалился поборник прав человека, – я сам министр в моем доме»39. Когда же о. Зиновий обратился к о. Павлу с просьбой выдать ему оставленные посланником средства для проезда на родину, иерей злорадно ответил: «Денег я тебе не дам… ты взял себе покровителем Симолина, а пойди же теперь бегай за ним, или пусть он тебе заплатит с своего карману»40.
В августе 1792 года, оставив дьякона без средств к существованию, о. Павел Криницкий выехал из Парижа и прибыл в Брюссель, где в это время находился И. М. Симолин, следивший из Бельгии по поручению императрицы за развитием событий во Франции. Там иерей обратился к Симолину с просьбой о выделении ему с семьей дополнительной суммы на проезд в Россию. «Смею приметить Вашему Сиятельству, – просил недавний вольнодумец, – что в рассуждении моих маленьких детей я не мог ехать морем, а должен пуститься в путь сухим путем с Брюсселя. Вашему Сиятельству небезызвестно, что положенные деньги на проезд для сухого пути не могут быть довольны, но я полагаюсь на милость Всемилостивейшей Монархини, которую тем скорее могу одержать, чем скорее Ваше Сиятельство примете на себя труд о сем доложить общей нашей Матери. Сиятельнейший граф! – униженно завершал он свое прошение. – Не оставьте оказать сие человеколюбие тому, который вечно вас благодарить не престанет, за честь оставляя себя Вашего Сиятельства Милостивого Государя всепреданнейшим слугою»41.
