Хотя население Камакуры достигало 50 000 человек, она никогда не тягалась с Киото за звание центра бурной городской жизни. Дама Нидзе, экс-любовница оставившего престол императора, писала о Камакуре как о районе, где местные воины про посещении храма не надевают подобающие паломникам белые одежды и входят «в обычной одежде самых разных цветов». Что же касается самого города, то «дома поднимаются по склонам горы террасами, теснясь подобно запиханным в мешок вещам. Я нахожу это довольно отталкивающим зрелищем». Придворные Киото, возможно, и лишились политического веса и находились в более худших экономических условиях, но презрение дамы Нидзе показывает, что их снобистская самоуверенность оставалась непоколебимой.
Рыцари и самураиСамураев сравнивают со средневековыми рыцарями Европы. Некоторые поверхностные аналогии очевидны. И те и другие должны были уметь мастерски обращаться с оружием, быть храбрыми в бою и преданными сюзерену, который, в свою очередь, великодушно награждал соратников общей добычей и кровом над головой. И рыцари и самураи должны были соблюдать кодекс чести, игнорировать трудности, культивировать самоконтроль и презирать богатство, однако японскому воину были чужды и галантное отношение к дамам, и религиозное рвение крестоносцев. Женщины самураев должны были быть такими же твердыми и послушными долгу, как и мужчины, и даже сражаться в случае необходимости — они умели обращаться с длинными алебардами {нагината). Тогда как рыцари часто сражались, чтобы расширить границы христианской веры или уничтожить еретиков, японские войны совершенно не касались идеологии. Религиозные убеждения самураев были вопросом их личного сознания и утешения; считалось, скорее, что вера будет опорой их главному служению и чести, а не камнем преткновения.
Существенно отличались и связи между сюзереном и вассалами. В Европе все очевиднее становились контрактные отношения, в то время как в Японии обязанность служить была абсолютной и безусловной. Еще одно важное различие касается прав наследования. В средневековой Европе титул отца и все имущество обычно получал старший сын, в Японии же отец имел право выбрать себе преемника, и если он считал старшего сына негодным для этой роли, то наследство могло достаться другому сыну, при-ємному сыну или даже племяннику. Естественно, подобные решения не всегда принимали спокойно; иногда они осложнялись тем фактом, что «сын» мог быть старше усыновившего его «отца». Хотя и рыцари и самураи должны были выказывать милосердие к побежденным, церковь поощряла рыцарей сдаваться в плен, самураи же предпочитали смерть бесчестью. Тех, кто попадал в плен, ожидали пытки, а затем жизнь в рабстве у победителей. Многие самураи расставались с жизнью на поле битвы, отказываясь принять подобную судьбу. К XII веку эта практика фактически институционализировалась, выражаясь в акте ритуального самоубийства, которое правильно называть сэппуку, но которое более известно как харакири (вспарывание живота). Разумеется, для западного рыцаря самоубийство строжайше запрещалось христианской церковью. Но для самурая оно воплощало презрение к смерти и, следовательно, его крайнюю мужественность.
НитирэнВ этот период тенденцию к развитию специфически японских форм буддизма подкрепило появление новой популистской секты, названной по имени своего создателя нитирэн, и распространение (особенно среди воинского сословия) дзэн, совершенно иной формы веры. Оба течения представляли собой желание более непосредственной и удовлетворительной формы духовного опыта и, таким образом, были негативной реакцией на эзотерические манускрипты и сложные ритуалы. Первое из названных учений полагалось в деле спасения исключительно на сострадание Будды, второе ставило его в прямую зависимость от индивидуальных усилий.
Если такие активисты амидаизма, как Хонэн, Синран и Иппэн, напоминали своим подходом «возрождецев», то Нитирэн (1222-1282) более походил на ветхозаветного пророка или на Савонаролу. Абсолютно уверенный в своих убеждениях, он отвергал любые компромиссы, стремился сделать свою доктрину официальной государственной религией и охотно убивал неверующих как еретиков. Он порицал произнесение нэмбуцу как «омерзительную практику» и называл Кобо Дайси «величайшим лжецом Японии». Вместо нэмбуцу он использовал слова «Наму мехо рэнгэ ке» — «Слава Сутре Лотоса Благого Закона» — и сделал этот текст стержнем своего учения. Дважды изгнанный за радикальные взгляды, Нитирэн «скромно» отождествлял себя с бодхисаттвой Великого Действия; он также прославился тем, что предсказал нашествия монголов. Характерно, что его имя читается двумя способами, в первом случае оно означает «Солнечный Лотос», во втором — «Японский буддизм». К 1469 году половина жителей Киото практиковала нитирэн-буддизм, но позднее преследования привели к тому, что фокус доктрины сместился от фанатизма к образованию. Одним из значимых современных «отпрысков» этого движения является Сока Гаккай, основанное в 1930 году «Общество создания ценностей», которое в послевоенный период спонсировало собственную политическую партию Комэй-то (Партия чистой политики), а также собственные университет, издательский дом и симфонический оркестр.
В то время как некоторые ученые проводят параллели между европейским и японским феодализмом, другие усматривают сходство между христианством и эволюцией буддизма в их убеждении в спасении через веру и последующую жизнь в раю. Проводя сравнение дальше, можно усмотреть аналогию и с Реформацией в том, что религиозные обряды стали осуществляться больше самой паствой, чем при монастырях, духовенство могло состоять в браке, манускрипты переводились на доступный язык, а религиозная и национальная идентичности сливались воедино.
