Вместо вечно отсутствующего ординарца, что-то добывающего, обменивающего, улучшающего быт начальника, появился Василек.
– Я когда-нибудь увижу ординарца? – всколыхнулся Соболь. – Я уже забыл, как он выглядит!
Коля, помня гнев Врагова и уже прекрасно усвоив, что у младших по званию он еще ненавистнее, даже не переступил порожек землянки, пожал плечами и застыл в проеме.
– Взять ее. В карцер!
Несмотря на то что он служил при контрразведке с Нового года, привыкнуть к арестам сослуживцев Василек так и не смог. Вот только что находились рядом добрые люди, ел с ними из одного котла, прятались от одних бомб, а тут бац – и враг народа! А еще паче – шпион, работавший на немцев. И в кутузку. Поначалу ему льстила всесильность службы, к которой принадлежал, тешило самолюбие то подобострастие, с которым к нему обращались словно заранее виноватые солдаты. Но потом все чаще и чаще стало выходить, что арестованные вовсе и не виновны, они отпускались, и при встречах с ними и Колька, и бывшие подозреваемые отводили глаза. Поэтому лучше на фронт. Туда, где перед тобой явный враг и не надо стыдливо опускать глаза. Воевать, а не водить в карцер задержанных, а оттуда – в туалет без ремня. А тут тем более врача, которая накануне давала таблетки от поноса.
На развилке тропинок врач замерла, напряженной спиной ожидая команду. Первых конвоируемых Колька по примеру Врагова и лейтенанта просто тыкал стволом автомата в нужном направлении, сейчас же подсказал голосом:
– Влево.
Передав врача охраннику, постарался побыстрее вернуться обратно, чтобы не видеть закрывающуюся дверь в землянку, приспособленную под камеру. Имелась еще одна причина как можно быстрее вернуться в опустевшую землянку Врагова. Дождавшись, когда Гаврила-часовой около нее в отсутствие офицеров пристроится подремать в тенечке, Василек, прихватив на всякий случай ведро с водой и тряпкой, юркнул в знакомо скрипнувшую дверь. Гаврила краем глаза отметил мелькнувшую тень, лениво подумал, что это ему показалось, и прикрыл глаза. Но мысль о странной тени свербила, не давала расслабиться, и пришлось встать, выйти на солнце. И вовремя! К землянке торопливо шагал майор, наверняка забывший какие-то документы.
Гаврила открыл перед начальником дверь, Врагов влетел в землянку, но от неожиданности замер: его любимец Коля Василек вытаскивал из открытого сейфа печать…
Глава 8
Лето 1943-го года на Курской дуге выдалось жарким. Земля, из недели в неделю не получавшая влаги с небес, каменела, при этом легко превращаясь в пыль от колес и гусениц техники. Деревья никли, стараясь не откликаться даже на легкие ветерки, чтобы лишний раз не обжигать листья шевелением. А может, все застыло, наэлектризовалось перед столкновением двух армад, сосредоточившихся друг перед другом? На войне скопление войск более всего соответствует чеховскому ружью на сцене – обязательно выстрелит.
И 12 июля, в день Петра и Павла, на макушке лета, под Прохоровкой, Понырями, на десятках других направлений схлестнулись «Иваны» и «Гансы». Военные науки. Немцы бросили, как в последний прорыв, свои лучшие на то время танковые дивизии «Адольф Гитлер» и «Мертвая голова». 1200 танков сошлись фактически врукопашную на одном только Прохоровском поле размером в 150 гектаров. «Т-34», имевшие превосходство перед «тиграми» и «пантерами» в скорости и маневренности, носились среди громадных немецких монстров, и если те все же доставали их своими прожигающими выстрелами, огненными факелами шли на таран. Армия, выполняя замысел Ставки, изматывала, ломала шею «Мертвой голове», щипала усы и челку «Адольфу Гитлеру». И – копила силы для контратаки. Да такой силы и ярости, чтобы потом уже до конца войны ни разу не отступать.
И тем значимее становилось строительство объекта 217, тем весомее ценился каждый метр уложенных шпал, каждый кубометр перелопаченного грунта: без подвоза боеприпасов и новой техники говорить о зубодробительном ударе по врагу не приходилось.
На строительство дороги добавили рабочих, границы участков стали смещаться интенсивнее, на трассе замелькали новые люди: битва на Курской дуге гнала стройку вперед и вперед.
Объявилась в лесной полосе, непосредственно примыкающей к трассе, и группа некоего капитана Бубенца. Он сам стремительно перемещался от укрытия к укрытию, за ним, подгоняя пистолетом Эльзу, перебежками покрывала расстояние Нина. Замыкал, прикрывая группу, старшина Леша. Их бросок по лесу, судя по всему, был долгий, потому что в одном из распадков Эльза, не выдержав, упала и больше не встала. Зло обернувшийся Бубенец хотел дать команду продолжать движение, но рассмотрел просочившуюся сквозь маскхалат и бинты кровь и раздосадованно смолчал. Отправил кивком головы на разведку старшину, сам прилег рядом.
– Кто вы? Что все это значит? – едва отдышавшись, спросила у него Эльза.
– Молчать! Швайген! Здесь я задаю вопросы!
Немецкая речь насторожила раненую, но она не подала вида, что это ее взволновало. Зато капитан, выровняв дыхание, сам наклонился к ней:
– Вам привет от штандартенфюрера Штроге, мадам.
– Я… не знаю никакого Штроге, – удивилась Эльза. – Вы меня с кем-то путаете.
– Меня это мало волнует, – усмехнулся Бубенец, не переставая озираться вокруг. – А вот он очень удивляется, почему провалились все три группы, посланные кроме тебя. А ты осталась жива.
После секундного замешательства Эльза тем не менее вновь отреклась от всего, приписываемого ей:
– Я… я не понимаю, о чем вы.
– В гестапо поймешь, – пообещал капитан, обнадеживающе похлопав женщину по колену и уже одним этим движением давая понять, что ему здесь дозволено все – от фривольностей до расстрела по законам военного времени.
Вынырнул из кустарника старшина, показал командиру, что путь свободен. Бубенец лично вздернул Эльзу, ставя ее на ноги, тыркнул автоматом в спину – за старшиной. Так что радуйся, что коленочку погладил, а не прострелил.
Благо новый отрезок пути бежали совсем недолго: в овражке, под обнажившимся корневищем сосны, виднелся заранее подготовленный схрон. Около него, на радость Эльзе, и залегли снова. Капитан посмотрел на часы, обернулся на изможденную, бледную пленницу. Но не для того, чтобы пожалеть, перевязать или хотя бы дать глоток воды. Отдал приказ:
– Связать!
Нина словно не могла дождаться этого указания. Извлекла из своей дамской сумочки, слегка нелепо смотрящейся среди военной формы сослуживцев, кусок бечевки, охотно стянула руки раненой. Эльза тренированно напрягла руки, чтобы потом вместе с ними ослабить и узел, но школу выживания, скорее всего, проходили у одних и тех же инструкторов. Нина усмехнулась попытке соперницы, пнула ее ногой, заставив повалиться под корни дерева. И уже лежавшей перетянула запястья так, что они на глазах начали синеть. Довольная работой, улыбнулась.
– Старшина! Глаз не спускать. При попытке освобождения или побега – стрелять на поражение.
– Слушаюсь, товарищ капитан, – не вставая, лежа отдал честь старшина. Передернул затвор автомата.
