Магнолия подняла голову и посмотрела на него. Увидев, что она заинтересовалась, он продолжил:
— Тот, кто желает любви, должен любить; если ты ненавидишь, то ненавидят и тебя. Это неписаный закон, единый для всех людей на земле независимо от того, какова их вера или культура.
— Я знаю, что ты хочешь сказать мне, папа, — ответила Магнолия. — Ты просишь меня полюбить безликого человека, которому нужны только мои деньги. Я даю ему то, что он хочет. Мне кажется, нет нужды предлагать ему что-то еще?
— Довольно логичный аргумент, дорогая, если бы я не знал, что ты просто пытаешься уклониться от темы. Разреши мне высказать мою мысль прямо: попытайся заставить мужа влюбиться в тебя, и тогда тебе будет гораздо легче полюбить его.
По выражению лица Магнолии он понял, что она считает такой поворот событий невозможным. Боясь давить на нее дальше, он только сказал:
— Любовь — странная вещь. Она приходит, когда ее меньше всего ждешь, и вырастает из маленького забытого зернышка во что-то огромное и непреодолимое. Помни об этом.
— Любовь — это то, чего мы жаждем, то, в чем нуждаемся всю нашу жизнь; любовь, если ты обрел ее, окупит все жертвы, всю боль и мучения, перенесенные ради нее.
Мистер Вандевилт произнес это глубоким вибрирующим голосом. Магнолия не отвечала, и он понял, что она плачет.
Глава 4
Пока частный поезд мчался к Лондону, герцог думал о том, что этот день — самый неприятный и беспокойный в его жизни.
Он с самого начала не рассчитывал на то, что получит удовольствие от свадьбы, но все же не ожидал, что это событие заставит его буквально скрежетать зубами от злости.
Все началось с того, что прошлой ночью из усадьбы лорда Фаррингтона прискакал слуга с запиской, извещающей о том, что планы семьи Вандевилтов изменились.
Мистер Вандевилт решил все-таки приехать вместе с женой и дочерью на частном поезде, который должен был довезти их до ближайшей к усадьбе лорда Фаррингтона станции.
В записке также говорилось, что ужин состоится несколько позже, чем было условлено, ибо эти почетные гости, сопровождаемые лордом Фаррингтоном, не могут добраться до замка раньше девяти часов вечера.
Прочитав это, герцог пришел в ярость, понимая, он уже не успеет сообщить остальным родственникам о перемене планов. Они все соберутся в замке незадолго до восьми и будут бесцельно околачиваться там до прибытия американцев.
Леди Эдит подозревала, что изменение планов вызвано категорическим отказом Магнолии ехать на венчание без отца, но предпочла не высказывать своих догадок вслух.
Впрочем, ее отчасти успокаивало то, что, встретившись с мистером Вандервилтом, герцог, несомненно, будет им очарован, а это хотя бы немного смягчит неприятное впечатление от грозного характера миссис Вандевилт.
Но даже этому плану не суждено было осуществиться.
В дороге у мистера Вандевилта так разболелась нога, что после приезда в дом лорда Фаррингтона ему нечего было и думать о том, чтобы поехать в замок и принять участие в большом обеде в обществе незнакомых людей.
Поэтому, к ужасу леди Эдит и раздражению герцога, мистер Вандевилт и его дочь на званый обед не поехали.
— По-моему, с тем же успехом можно играть «Гамлета» без принца Датского, — не без иронии заметила по этому поводу леди Эдит в разговоре с двумя своими родственниками по линии Вернов, которые отличались неплохим чувством юмора.
К тому времени, когда миссис Вандевилт перешагнула порог замка, герцог уже дошел до точки кипения.
Что же касается миссис Вандевилт, то и она, разумеется, пребывала не в лучшем расположении духа.
Она выглядела по-своему величественно, но этот факт отнюдь не улучшил впечатления, которое миссис Вандевилт произвела на семейство Вернов, собравшихся, как подозревал герцог, лишь для того, чтобы в пух и прах раскритиковать невесту.
Миссис Вандевилт допустила серьезную ошибку, решив ошеломить присутствующих и не подумав о том, что в глазах консервативных англичан она будет выглядеть вызывающе, если не оскорбительно.
Ее платье, сшитое во Франции, несомненно, стоило целое состояние, но больше подходило для бала или театральной сцены, а кроме того, миссис Вандевилт была в буквальном смысле усыпана алмазами. Они сверкали у нее в волосах и на шее, подчеркивая глубокий вырез платья.
Запястья будущей тещи герцога отягощали браслеты, а пальцы были унизаны перстнями, от которых у собравшихся слепило глаза. Для герцога она явилась отвратительным олицетворением той жадности и безвкусицы, за которые он продал свой титул и самого себя.
Но пути назад не было. Нечеловеческим усилием герцог заставил себя быть учтивым с будущей тещей и постарался не замечать, как ее наметанный глаз изучает каждую деталь замка, оценивая, во что обойдется его ремонт.
С точки зрения других гостей, как уже потом думал герцог, ужин прошел хорошо — в значительной степени благодаря тому, что за время ожидания почетных гостей было выпито огромное количество шампанского.
Когда наконец запоздавший обед закончился и джентльмены присоединились к дамам в гостиной, родственники, жившие далеко от замка, начали откланиваться.
— С нетерпением жду того момента, когда увижу вашу жену, Сэлдон, — примерно с такими словами обращался каждый из них к герцогу.
Ему казалось, что в их голосах он улавливает нотки сочувствия, и это его бесило.
Леди Эдит полностью поняла, каким вздорным характером обладает миссис Вандевилт, лишь когда дамы удалились в гостиную, а слуги принесли джентльменам портвейн.
Вместо того чтобы мягко и вежливо беседовать со старушками — родственницами герцога, — она продолжала руководствоваться своими представлениями о том, как произвести впечатление на слушателей: кичилась богатством своего мужа, расписывала выдающееся общественное положение, занимаемое Вандевилтами в Нью-Йорке, и гигантское состояние, которое было завещано Магнолии бабушкой.
Она развеяла все сомнения по поводу того, кто заплатит за ремонт замка и поместий, а также выплатит все долги, оставленные покойным герцогом.
Расточительность последнего легла позорным пятном не только на Сэлдона, но и на всех его родственников, и тот факт, что чужой человек, кем была для них миссис Вандевилт, сует им под нос их же грязное белье, был для них просто невыносим.
Едва за миссис Вандевилт закрылась входная дверь и экипаж лорда Фаррингтона унес ее прочь, леди Эдит издала глубокий вздох облегчения.
Впрочем, по выражению лица герцога поняв обуревающие его чувства, она решила воздержаться от обсуждений и замечаний.
— Я так устала, а ведь завтра предстоит не менее утомительный день, — сказала она. — Немедленно отправляюсь спать… Спокойной ночи, Сэлдон.
