Посещение
1
– Старик не так уж и плох. Сколько ему? Неужели восемьдесят?
– Во всяком случае, не меньше.
– А какая быстрая речь! Какая живость и бодрость!.. Сразу видно, великий ум!
– Ум, несомненно, великий, но иногда за разум заходит.
– Я этого не заметил.
– А как ты мог это заметить, если ты не знаешь немецкого языка?
– Разве я виноват, что он говорил по-немецки?
– А разве тебя кто-то винит? Я и сам не ожидал, что он будет говорить по-немецки.
– Ты первый заговорил. Ты приветствовал его на немецком. Он решил, что мы оба владеем немецким.
– А на каком языке я должен был его приветствовать?
– Однако согласись, твое знание немецкого тоже далеко от совершенства.
– Тоже?
– В меньшей степени, чем мое, но… нет, право, ты должен со мной согласиться… тоже весьма и весьма далеко от совершенства… Не будем об этом. Сколько же мы были там – час, полтора?
– Не более получаса.
– Всего? Мне показалось, что дольше.
– Ты не участвовал в разговоре, вот тебе и показалось. А для меня время промелькнуло стрелой.
– Я участвовал выражением лица, игрой настроений. Или ты не заметил, что он часто обращался ко мне? Словно искал поддержки.
– О да, он ее находил!
– Признайся, ты тоже не был многословен.
– Вежливость не позволяла мне быть многословным.
– Ты очень старался. Ты как будто хотел произнести речь, но забыл слова. В самом начале.
– Пару вопросов я все-таки сумел задать. Этого от меня не отнимешь.
– Кстати, о чем?
– Какая разница? Он ни на один не ответил.
– Мне послышалось или ты в самом деле назвал имя Коцебу?..
– Верно, назвал. Я спросил его мнение о комедиях Коцебу. Надо же с чего-то начать разговор.
– Помилуй, но зачем тебе Коцебу? А ему-то какого лысого нужен твой Коцебу?.. Лучше бы ты спросил о Шиллере.
– Дело не в Шиллере и не в Коцебу. Слава небесная им обоим!.. Дело в другом. Мы приехали из России, не так ли? Ты же не будешь отрицать, что из всех немецких авторов у нас больше всего любят Коцебу. Вот об этом я и хотел ему доложить. И добавить, что мы оба, и ты, и я, не ставим высоко комедии Августа Коцебу. Я хотел сделать ему приятное.
– Немцы считают Коцебу едва ли не русским шпионом.
– Послушай, мне нет горя до Коцебу. Просто я хотел через Коцебу перейти к общеевропейским темам. Взять, к примеру, короля Франции Карла Десятого…
– Надо было спросить о Шиллере. Как-то неловко ты поступил. На худой конец, о Шеллинге.
– Ладно. Как поступил, так и поступил, уже не воротишь. Одним словом, он пробормотал что-то невразумительное, когда я спросил его о комедиях Коцебу, и тогда я немедленно спросил его о поэзии Байрона.
– Байрона он должен любить. Но… почему Байрон?
– Говорю тебе, я хотел перейти к общеевропейским темам. Поговорить о восстании в Греции. Но для этого надо было сказать пару слов о смерти Байрона.
– И ты их сказал?
– С ним невозможно разговаривать. Он не слышит собеседника. Или просто не понимает, о чем его спрашивают. Я его про Грецию, а он мне про Индию.
– Про Индию? А Индия-то откуда?
– Вот и я про то же: откуда Индия? Откуда же мне знать, почему у него все мысли об Индии!..
– Байрон – англичанин, а где англичане, там и Индия.
– И поэтому надо так долго говорить об Индии, когда тебя хотят спросить о Греции?
– Не нужно было вспоминать Коцебу.
– Полагаешь, он принял нас за русских шпионов?
– Только этого не хватало… Но ты сам его смутил своим Коцебу. Когда ты сказал «Коцебу», он растерялся, я видел.
– Слушай, я, кажется, догадался. Он решил, что мы англичане.
– Мы – англичане?
– Да, он так решил.
– Разве мы не представлялись русскими?
– У старика неприятности с головой. Он плохо соображает.
– Тогда понятно, откуда взялась Индия… Но кроме Индии… он говорил о чем-то еще?
– Я понимал далеко не каждое слово, но все, что он говорил, определенно касалось исключительно Индии. Он что-то нес о взаимной вражде индийских племен. Но ведь я его не спрашивал об индусах.
– Да, ты сразу как-то сник… У тебя потух взгляд, я заметил. Стоило ему заговорить.
