Хромоногая не обратила внимания на его грубость.
— У тебя содержится больная девочка, — сказала она. — Мне нужно взглянуть на нее.
— Ах, тебе нужно, да? Жаль тебя разочаровывать, но ничего не выйдет.
Хромоногая приблизилась к полководцу и заговорила тихим голосом, который почему-то невозможно было пропустить мимо ушей.
— А я думаю, выйдет. Ты ведь хочешь быть настоящим вождем для своих людей, так? А всякая власть начинается с заботы.
Взгляд Когтерукого сделался еще угрюмее.
— Ты всегда толкуешь о том, что люди должны делать и чего не должны, — сказал он. — Но я собираюсь как следует заботиться о своих людях. Я построю им Башню, которая простоит много веков, напоминая всем и каждому о величии племени орла. Что может сравниться с такой целью?
— У нас с тобой разные представления о величии, Когтерукий. Заставлять несогласных с твой волей голодать — это недостойный поступок. Лишать больную девочку так нужного ей ухода… спроси себя сам, есть ли в этом хоть капля величия?
Полководец долго буравил пожилую женщину взглядом. Потом приказал одному из всадников:
— Выведите ее отсюда. И лишите ее пайка. Не давайте ей еды ни сегодня, ни завтра. Я не потерплю неподчинения и самовольства.
— Эй! — рассердилась Ирма. — Вы не можете так поступить! Она только…
Хромоногая торопливо поймала чародейку за руку.
— Тшш… — прошептала она со странной улыбкой. — Тише, дитя мое. Мы уже уходим.
— Но он…
— Тише. Подожди. Скоро вы увидите, что получится. — Последняя фраза была сказана так тихо, что расслышала ее лишь Тарани — она стояла к женщине ближе всех. Разумеется, всадники не различили ни слова.
— Иди отсюда, старуха, — громко крикнул Когтерукий, — и забирай этих чужеземных волшебниц с собой!
Хромоногая ответила еле заметным кивком, вовсе не похожим на почтительный поклон, и потянула Ирму за руку.
— Пойдемте, дети мои. Нам пора идти.
Тарани заметила, что Муравьишка смотрит на Когтерукого с некоторым замешательством. Но, очевидно, его былое восхищение еще не до конца улетучилось.
— Пожалуйста, — промолвил он, — господин, можно мне остаться здесь? Совсем ненадолго! Я… я так много слышал об этом месте. И о вас тоже, господин.
— Вот дурачок, — закатила глаза Ирма.
Однако взгляд Когтерукого немного смягчился.
Полководец пристально посмотрел на мальчишку и кивнул.
— Ты можешь остаться, парень. А другие пусть уходят. Немедленно!
— Предатель, — прошипела Ирма. Муравьишка поглядел на нее уязвленно. Но когда один из всадников подвинулся и приглашающе похлопал по лавке рядом с собой, глаза мальчика снова загорелись воодушевлением. Он бросился через зал и уселся на предложенное ему место, всем видом говоря: „Не могу поверить, что я действительно здесь!“
— Невероятно! — воскликнула Ирма. — Этот ненормальный мальчишка бросил нас!
Теперь Когтерукий выглядел почти довольным:
— Он вроде бы хороший парень. Может, когда он вырастет, то сделается всадником.
Муравьишка это услышал. В отблесках огня было видно, как его мягкое лицо с золотистой от загара кожей зарумянилось. Тарани могла поклясться, что он на глазах стал выше, расправил плечи.
— Муравьишка… — начала она.
— Нет, — сказала Хромоногая. — Он должен идти своим путем. Ты не можешь делать выбор за других людей. А теперь пошли. Мы и так загостились тут сверх приличий.
— Могла бы сказать это погромче, старуха. Да еще и извиниться в придачу, — подал голос Когтерукий. Но взгляд его был все еще устремлен на Муравьишку, а на вытянутом, грубом, покрытом шрамами лице читалась благосклонность.
Через минуту они уже стояли снаружи, на ледяном ветру. Четыре девочки и Хромоногая. Уже совсем стемнело, единственным источником света были булавочные головки звезд в ночном небе.
— Он не имеет права так мучить вас! — выплеснула еле сдерживаемый гнев Ирма. — Подумать только — морить человека голодом!
— Ну я же разозлила его. К тому же, все всадники это слышали. Он считает, что не должен проявлять слабости перед ними.
— Тогда зачем…
— Просто подождите. Скоро вы все узнаете.
Прошло совсем немного времени, и двери зала снова распахнулись. На улицу вышел Когтерукий собственной персоной и остановился прямо перед Хромоногой.
— Ты ничего не знаешь о величии, женщина.
— Не больше, чем другие человеческие существа, — миролюбиво согласилась она.
— Когда Башня будет закончена, мое имя запечатлеется в веках!
— Охотно верю. Только вот вопрос: запомнят ли тебя как мудрого и сильного вождя или как тирана, заботившегося лишь о собственной славе?
Он уставился на нее.
— Ты всегда дразнишь меня, подкалываешь и подначиваешь. Как же заставить тебя замолчать? Я что, должен лишить тебя еды на неделю? На две?
— На две недели?! — ужаснулась Тарани. — Вы ведь это не серьезно?
Теперь настала ее очередь почувствовать успокаивающее и предостерегающее прикосновение пожилой женщины. От ее руки, несмотря на мороз, исходило приятное тепло.
— Мы все делаем то, что должны, — сказала женщина. — И Когтерукий тоже. Разве я не права, а?
— Не переходи черты, старуха. И не испытывай моего терпения. — Он поднял свою изуродованную руку и ткнул когтеобразным пальцем Хромоногой в грудь. — Можешь пойти посмотреть на больную девчонку. Но мой приказ останется неизменным — ни ужина сегодня, ни завтрака завтра.
Он развернулся и снова скрылся за дверью.
Хромоногая удовлетворенно вздохнула.
— Видите, не такой уж он плохой. Просто кому-то надо время от времени пробуждать в нем совесть. Ради этого стоит чуть-чуть поголодать.
Вилл лежала на низкой постели, укрытая шкурами и одеялами.
— По крайней мере тут хоть какая-то видимость тепла, — заметила Хай Лин.
Тарани взглянула на лицо Вилл — оно было таким бледным, почти белоснежным! Единственным признаком жизни было слабое прерывистое дыхание. Со сном это состояние не спутаешь. Девочка не шевелилась, не бормотала ничего себе под нос, не хмурилась и не улыбалась, как делают спящие, когда им что-то снится. Она лежала без движения и тихо дышала.
Тарани смахнула невольные слезы. Иногда ей хотелось, чтобы они не были Стражницами. Будь они обыкновенными подругами-школьницами, ничего подобного не случилось бы. Худшей вещью для них были бы какие-нибудь простые контрольные, ну и Монго, конечно.
Тарани вспомнила, какое огромное облегчение она испытывала, покидая Хитерфилд. Сейчас она бы встретилась лицом к лицу с десятком Монго, лишь бы Вилл была здорова! И как она могла быть такой эгоистичной и глупой?
