Тем летом в Выре Набоков виделся не только с Люсей, но и с приехавшим на неделю в гости двоюродным братом Юрием. Как-то раз в саду молодые люди придумали забаву с качелями: один ложился на землю, а второй раскачивался на доске, в самой нижней точке пролетая в нескольких сантиметрах над лицом лежащего. Сменяя друг друга, они учились подавлять страх, когда на них с огромной высоты с нарастающей скоростью неслись качели.
После они, как обычно, отправились на прогулку в деревню. Только теперь, шутки ради, поменялись одеждой. Юрий облачился в костюм из белой фланели с полосатым галстуком, а Владимир примерил юнкерский мундир кузена. Они сходили в село и обратно, а потом снова переоделись – мальчик-поэт и мальчик-солдат, отпрыски одной из самых многонациональных в мире культур, каждый на пороге своей неповторимой судьбы и славы.
3
На третий год войны в Париже умер дядя Рука. Канули в небытие его жалобы на сердце (оказавшиеся пророческими), щегольские трости, туфли на высоком каблуке, отцовская к нему нелюбовь и дядюшкина привязанность к племяннику Владимиру. Юный Набоков унаследовал загородный дом в Рождествено, семьсот десятин земли и состояние, которое делало его миллионером. По завещанию, составленному загодя, кое-что досталось также Ольге и Сергею, однако Владимира Дмитриевича вовсе не радовало, что на заносчивого сына внезапно свалилось такое богатство.
Вопреки романтическим канонам, к тому времени, как у Набокова появились собственные средства, он потерял любимую девушку. Ближе к осени Набоков и Люся начали отдаляться друг от друга. Судя по всему, молодых людей попросту развела жизнь. Люся пообещала матери, что займется поисками работы; Владимир вернулся в Тенишевское училище. Предполагаемая женитьба, в которую Люся, кажется, верила еще меньше, чем он сам, так и не состоялась. Владимира увлекла череда любовных интриг: от приключений на одну ночь до более серьезных отношений, причем первое не всегда исключало второе.
Тем временем для многих русских людей жизнь катилась вниз по столь же крутой траектории, по какой Набоков совершал свое волшебное восхождение. За самую большую армию (численность ее личного состава превышала двенадцать миллионов человек) Россия платила соответствующим числом потерь. В общей сложности война унесет около двух миллионов жизней россиян – итог, с которым сравнимы только потери Германии. При такой страшной статистике стихийный патриотизм, наблюдавшийся в первые месяцы боевых действий, ожидаемо пошел на спад.
В конце 1916 года недовольство политикой царского режима стремительно нарастало. То и дело вспыхивали стачки и антивоенные митинги. В феврале петроградские ткачихи устроили манифестацию, протестуя против военных ограничений и требуя увеличить хлебный паек. К ним присоединились рабочие военных заводов. Сначала более ста, а потом и более трехсот тысяч бастующих вышли на улицы города. Полиция не сумела восстановить порядок, вызвали гвардейские полки. Но и это не помогло. Солдаты взбунтовались и отказались стрелять по демонстрантам.
Протестующие заняли Невский проспект. Через двенадцать лет после ареста руководителя Петербургского совета Троцкого меньшевики возродили эту запрещенную организацию и поддержали требование низложить монархию.
Если война для Владимира Набокова проходила где-то за кулисами, то революция разворачивалась непосредственно на авансцене. В 1905-м с деревьев перед Исаакием попадали сбитые ружейными залпами дети, а в марте 1917-го на площадь вышли взрослые мужчины, готовые пролить на брусчатку еще больше крови, но победить там, где они проиграли двенадцать лет назад.
Квартал Набоковых, где находились собор, Военное министерство и здание Адмиралтейства, был последним рубежом, на котором пока сдерживали натиск революционных сил. Осажденные чиновники лихорадочно слали на фронт депеши, надеясь получить хоть какую-то поддержку вдобавок к той, которую обеспечивали последние верные царю полки, сосредоточенные вокруг Исаакия.
Однако помощь не приходила. На Большой Морской стреляли. Над Адмиралтейством вывесили красный флаг. За уличными перестрелками и столкновениями, которые то вспыхивали, то стихали в революционном году, Набоков наблюдал со второго этажа. Из эркерного окна материнского будуара он видел, как два солдата, перебежками добравшись до трупа мужчины, перекладывали его на носилки, отбиваясь от мародера, стаскивавшего с мертвого сапоги. Россия воевала уже третий год, но в своих воспоминаниях Набоков отметит, что тогда впервые увидел убитого человека.
В конечном итоге война и порожденные ею нехватка продовольствия и репрессии спровоцировали то, чего удалось избежать больше десяти лет назад. Петроград поднял мятеж. Царя в столице не было, но всем стало ясно, что время его власти кончилось. Николай II, Император и Самодержец Всероссийский, отрекся от престола в пользу сына, но затем изменил решение и отдал престол брату, великому князю Михаилу Александровичу. Николай понимал, что ему, скорее всего, придется уехать из России, и не хотел оставлять несовершеннолетнего, больного гемофилией сына во главе государства.
Михаил от императорской короны отказался. В. Д. Набоков, юридический авторитет которого был непререкаем, помогал составить акт о «непринятии престола», передававший власть – до проведения выборов – временному органу управления. 16 марта 1917 года более чем трехвековому правлению Романовых пришел конец.
Петроградский совет издавал приказ за приказом; оппозиционные партии занялись формированием Временного правительства России. В первые дни после революции в Петроград вернулся из ачинской ссылки, седьмой по счету, Иосиф Сталин. Он был одним из руководителей ЦК РСДРП, членом редколлегии газеты «Правда» и поначалу поддерживал Временное правительство.
До Ленина, жившего тогда в Цюрихе, доходили слухи о революции, но он отказывался им верить. После сибирской ссылки он почти не бывал в России, однако теперь понимал, что должен немедленно вернуться. В телеграммах, летевших в Петроград, он снова и снова повторял, что революционеры не должны идти ни на какие уступки – ни при каких обстоятельствах нельзя поддерживать решения, допускающие продолжение войны.
Война оставалась жестокой реальностью, с которой приходилось считаться. Чтобы вернуться в Россию, Ленину требовалось пересечь территорию, на которой он считался пособником врага, подлежащим аресту и содержанию в концентрационном лагере. Примерив тюремную робу в 1914-м, Ульянов не горел желанием повторять опыт. Он предложил, чтобы его включили в списки обмена пленными: Временное правительство потребует, чтобы его беспрепятственно пропустили через немецкую территорию, а взамен отпустит немецких граждан. Однако друг Набокова, министр иностранных дел Павел Милюков, хлопотать о возвращении Ленина отказался.
Ленин воспользовался другими каналами и обнаружил, что немцы (несомненно, представлявшие, какое воздействие он окажет на трещавшую по всем швам империю) рады гарантировать ему и другим политическим эмигрантам беспрепятственный транзит по своей территории. Таким образом, вместо того чтобы попасть в немецкий лагерь, Ульянов свободно проехал по стране, по дороге, чтобы наверстать упущенное время, читая газеты. Временное правительство, управляющим делами которого назначили В. Д. Набокова, пребывало в уверенности, что после такого путешествия Ленин будет дискредитирован как немецкий шпион, и не предприняло никаких мер, чтобы помешать его возвращению.
