Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Зверев отказался подписать письмо. А другое письмо, в защиту Чехословакии, он, наоборот, подписал. Нечего посылать танки на чужую территорию. Нам бы это тоже не понравилось: среди бела дня по Москве – тяжелые танки, продавливают асфальт, портят воздух, пугают людей.
Мирка притащила корреспондента с фамилией Тазик. Зверев дал интервью «голосам».
Через неделю Звереву позвонили. Вежливый голос попросил прийти на Лубянку, к подъезду такому-то.
– С вещами? – пошутил Зверев.
На том конце провода строго промолчали. Молчание было именно строгим, подчеркивающим неуместность шутки. Зверев оробел, но не слишком.
Он пришел на Лубянку. Его встретил молодой мужик, без лица. Какое-то лицо, конечно, было, но его невозможно запомнить. Человек-невидимка.
Невидимка повел Зверева в нужный кабинет.
Длинный широкий коридор с красным ковром.
По бокам – двери.
Мимо них прошел Раймонд Паулс или похожий.
– А что он здесь делает? – удивился Зверев.
– Работает, – ответил Невидимка. – А что?
– Ничего, – ответил Зверев. – Странно.
Зверев оглянулся почему-то. Посмотрел вслед. И Паулс оглянулся.
Видимо, узнал Зверева.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
«Это не он, – понял Зверев. – Тот ниже ростом».
– Не задерживайтесь, – поторопил Невидимка.
Вошли в кабинет.
За столом сидел тяжелый, как валун, с бычьими глазами. Полковник. Жестом предложил сесть напротив. Спросил: не хочет ли Зверев чаю или, может, кофе?
– Спасибо, – отказался Зверев.
Он любил настоящий кофе, сваренный в турке. А здесь скорее всего дадут растворимую бурду.
Валун спросил:
– Как дела?
– Ну, вы же знаете, – отозвался Зверев.
Не мог этот полковник не знать о бульдозерной выставке, о реакции Хрущева. Хрущев орал с трибуны, как подвыпивший шоферюга, но при этом не выглядел зловещим. Зверев его не испугался. И Валуна он тоже не испугался. Валун был хитрый, но не злой.
– Мы не всё знаем, – мягко уточнил Валун. – Мы, например, не знаем настроения в вашей среде. У нас недостаточно информации.
– Вы предлагаете мне быть стукачом? – догадался Зверев.
– Грубо, – отозвался Невидимка.
– Дело в том, что я болтлив, – доверительно сообщил Зверев. – Я вот сейчас выйду от вас и всем расскажу, что вы меня вербовали. У меня, как говорят в народе, вода в жопе не держится.
– Грубо, – заметил Невидимка.
Валун внимательно смотрел своими умными, бычьими глазами. Зверев предположил в нем кавказскую кровь. Только у южных народов такие активные, выразительные глаза.
– Да и подло это, – невинно добавил Зверев.
– Что именно? – уточнил Валун.
– Подслушивать, доносить. Душа испортится. Я работать не смогу.
– А вы душой работаете? – удивился Невидимка.
Зверев не ответил.
– Не хотите помочь? – спросил Валун.
– Я – нет. Не хочу. Но у нас сознательных много. Кого-нибудь уговорите. За тридцать сребреников…
После этой встречи была еще одна. С другими сотрудниками и с легкими угрозами. Кофе и чай не предлагали. Откровенно наезжали.
Зверев напрягся. Он не любил, когда на него давят. Добровольно мог сделать все, что угодно: подарить большой гонорар, жениться. Но когда на него давили – во лбу вырастал большой рог. Зверев выставлял этот рог, и тогда – все!
Была еще одна встреча с Тазиком. (По инициативе Тазика.) Зверев дал интервью, довольно невоздержанное.
Его опять вызывали на Лубянку, угостили сигаретами. После этих сигарет Звереву отшибло память, и он не мог вспомнить, как его зовут. Через какое-то время вспомнил. Память вернулась. Обошлось. Но возникло новое напряжение: Зверев заметил за собой слежку. Под окнами стояла задрипанная машина, в ней сидели задрипанные мужики.
Зверев подошел к ним и спросил:
– А по-другому вы не умеете зарабатывать?
Они не ответили. Отмолчались.
Один нехорошо усмехнулся. Зверев почему-то испугался. Он понял, что хваленые органы пользуются услугами бандитов и шпаны. Дадут в подъезде по башке – и прощай здоровье, работа, любовь…
Звереву стало не столько страшно, сколько противно. Но и страшно тоже. Где-то помимо его воли решалась его участь.
Зверев не хотел больше связываться с государством. Но и государство не хотело связываться со Зверевым. Не убивать же его. Себе дороже. «Голоса» поднимут хай. Пострадает репутация большой державы.
Звереву предложили уехать. Он согласился.
В аэропорту ему велели снять кепку. Зверев снял, протянул краснолицему таможеннику. Тот начал шарить в кепке рукой.
– Что вы там ищете? – спросил Зверев. – Может быть, свою совесть?
Краснолицый стал еще ярче.
– Проходите, – разрешил он. Вернул кепку и удалился не глядя.
– Куда он пошел? Стреляться? – спросил Зверев у молодого таможенника.
– Да вы что? – удивился молодой. – У него сегодня внук родился. Выпивать будем.
– Выпей за меня, – попросил Зверев.
– А вы насовсем уезжаете?
– Я вернусь, – проговорил Зверев. – Не веришь?
– Это зависит… – неопределенно ответил таможенник.
– Ты не дождешься, внук дождется.
– Так это еще когда…
Молодые могли увидеть возвращение отверженных. А могли не дождаться. Советская власть стояла крепко.
Зверев поселился в Париже.
Заказы посыпались один за другим. Зверев от работы не отказывался. Он в нее прятался.
Деньги как приходили, так и уходили. У Зверева не было семьи, он не привык экономить. Жил свободно, тратил безоглядно. Все время проводил в мастерской.
В Париже у него образовалась тридцатилетняя подружка Мишель. Он звал ее Миша. Миша любила наряжаться. Почти все деньги Зверева оседали в дорогих бутиках. Ей все время что-то надо: то поменять машину, то поменять район. Она жила в арабском районе. Попадая туда, казалось, что ты не во Франции, а в мусульманской стране. Восточные лица, лавочки, арабская речь.
Зверев дал денег, и Миша переехала в центр Парижа. Из окна была видна Эйфелева башня. Зато сам Зверев остался в съемной мансарде. Он не привык думать о будущем. На его век хватит, а дальше – не все ли равно.
К деньгам привыкаешь. Деньги не радуют, просто освобождают и дают уверенность.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
