Спасибо тебе за тревогу твою — Она нам дороже награды. О ней не забудут в осаде, в бою Защитники Ленинграда…
Мы знаем — нам горькие выпали дни, Грозят небывалые беды, Но Родина с нами, и мы не одни, И нашею будет победа…
Продолжала сражаться и наша, измотанная в боях, 286-я стрелковая дивизия. Она теперь занимала оборону на рубеже речки Черная, Вороново, Тортолово, Гайтолово, полустанок Назия (южнее течения речки Назия). Каждый боец, сержант и офицер вносил частичку своего ратного труда в оборону Ленинграда. Из таких частичек и складывалась несокрушимая мощь защитников города.
Немного отдохнув, мы снова стали восстанавливать нашу батарею. Уже прибыло людское пополнение, а вскоре — и лошади. Я со своими батарейцами поехал на железнодорожную станцию Назия получать пушки. Но при виде того, что нам прислали, у нас едва не случился обморок. Оказалось, что это были допотопные системы образца 1890 года, хотя калибр все тот же — 76 мм. Дальность стрельбы у таких пушек не превышает 4,5–5 километров уменьшенными зарядами. Таких пушек не было давно даже в артиллерийском парке училища, хотя курсанты теоретически знали их устройство. Противооткатным устройством у этих пушек служили резиновые круги-шайбы, одетые на шток, как баранки на палочку. Потом, когда мы уже освоили это чудо артиллерии, после стрельбы приходилось менять 2–3 кольца, для чего у каждого орудия на дереве или на столбе, врытом в землю, висела связка в 20–30 таких «баранок».
Командир батареи, увидев пушки, которые мы доставили на боевые позиции, набросился на меня коршуном:
— Лейтенант Демидов, из какого арсенала ты достал эту рухлядь? Это же оружие петровских времен. Как мы будем воевать?
Зная, что нам ничего другого сейчас не дадут, я решил «подыграть» Веселову:
— Товарищ старший лейтенант, а ведь эти пушки исправно служили армии в русско-японской войне, они могут послужить и сейчас. Ну, лежали законсервированными в каком-то арсенале, так дождались же своего часа!
Нещадно ругая Артиллерийское управление за такой «подарок», Веселов удалился. А нам ничего не оставалось делать, как осваивать эту чудо-технику. На учениях мы действовали довольно успешно, выполняли боевые задачи, хотя и стали посмешищем всего артиллерийского полка. В октябре 1941 года батарея снова была готова к боевым действиям в обороне.
Огневую позицию мы оборудовали у деревни Вороново, в двух километрах — наблюдательный пункт (НП). В сторону фронта направили своих разведчиков. Это были хорошо подготовленные группы. Кроме того, с НП постоянно велось наблюдение за перемещением войск противника. В изобретательности нашим людям трудно было отказать. Они додумались вести наблюдение за передним краем с 10-15-метровой сосны, на которую надо было забираться по лестнице. В мощной кроне дерева соорудили площадку из досок, установили на ней стереотрубу, сюда же протянули телефонную связь, на случай обстрела вырыли окопы и ровики для укрытия. В этой лесной и болотистой местности нашей артиллерийской батарее суждено было простоять до прорыва блокады, хотя огневую позицию пришлось менять довольно часто.
С приходом осени световой день значительно уменьшился, лес преображался на глазах, кроны деревьев поредели, а под ногами лежал сплошной ковер из опавших листьев. На полянах еще зеленела трава, ее стебли упрямо тянулись к уже не такому яркому солнцу. По ночам скопившаяся в лунках вода затягивалась тонким ледком. Дороги раскисли от осенних дождей и стали труднопроходимыми. Но наша фронтовая жизнь не претерпела никаких изменений.
Немцы, перейдя к обороне, постоянно тревожили нас своими вылазками, приходилось отбиваться всеми доступными средствами, используя в первую очередь свои допотопные пушки. На переднем крае у противника появилась звукозаписывающая техника. Как только мы открывали огонь, эти хитрые звукозаписывающие машины по выстрелам засекали координаты нашей батареи. Минут через 15–20 появлялась бомбардировочная авиация или открывался огонь из дальнобойной артиллерии. Зная тактику немцев, мы всегда старались уходить на другую огневую позицию.
В один из прохладных осенних дней я по заданию командира батареи отправился на поиски нового места для огневой позиции. На карте это был лесистый и болотистый район. Почти полдня гонял своего коня по рощам и оврагам, сличая карту с местностью, пока не набрел на большой участок леса, окруженный со всех сторон болотом. Мне он показался сказочным царством Берендея, в котором вполне можно разместить нашу батарею, найти место и для укрытия лошадей. Немцы сюда вряд ли сунутся, а если и засекут нас, то будут долбить по болоту. Дороги, правда, к этому острову нет, ее придется проложить, сделать настил из бревен и веток. Эта мысль всецело овладела мной, и я вернулся на батарею.
