Надо быть слепым обожателем Аэция, чтобы утверждать, что «последний римлянин» привел гуннов, дабы обеспечить спокойствие Империи! Единственным желанием Аэция было отомстить за причиненную обиду и укрепить собственное положение. Благодаря гуннам он быстро одержал победу, и Себастиан бежал. Новый поцелуй примирения — но не любви — с Галлой Плацидией, и Аэций становится уже настоящим правителем Империи, наставником Валентиниана III.
Валентиниан заключил договор с Роасом, по которому Первая Паннония, разумеется, оставалась провинцией Западной Римской империи, тогда как на севере Второй Паннонии, хотя и остававшейся провинцией Восточной Римской империи, до берегов Дравы и Дуная, гуннам выделялась область, где они могли пользоваться «вечным гостеприимством». Предусматривалось, что договаривающиеся стороны будут совместными усилиями защищать всю Паннонию (все три ее части) от посягательств любого агрессора.
Аэций победил франков и ретов, принудив их подчиниться своей воле. Гунны пока еще оставались единственным сильным союзником Рима, хотя Аэций уже тогда понимал, что дружба эта продлится недолго.
Когда в Бельгию вторглись бургунды под предводительством короля Гундахара или Гондикера — Гюнтера из «Песни о нибелунгах», — Аэций направляет против них сводную армию варваров из аланов, франков и герулов, а также убеждает гуннов напасть на новых пришельцев, пообещав им новые области поселения. От руки гунна погиб и сам Гондикер.
К гуннам же Аэций обратился, когда потребовалось подавить сепаратистский мятеж галла Тибатона, опиравшегося на широкую поддержку багаудов.
Примерно тогда же (437 год) Аэций направляет большое войско гуннов под командованием своего помощника Литория, дабы остановить вестготов, попытавшихся захватить средиземноморское побережье. Победа над вестготами казалась уже обеспеченной, когда Литорий был ранен и попал в плен, и гунны, потеряв командира, были разбиты. Но Аэций опять сумел навязать готам мирный договор, пригрозив призвать на них новых гуннов.
Тогда как Западная Римская империя обретала в гуннах самоотверженных защитников, Восточная Римская империя, попирая заключенные соглашения, только и делала, что сеяла вражду между задунайскими гуннами и их соседями. Роасу это надоело, и он пригрозил войной. Аттила предупредил Аэция, чтобы тот остановил византийцев, пока не поздно. Аэций сделал, что мог, но Феодосий II, считавший себя тонким дипломатом и мудрым стратегом, продолжил свою тактику, лишь постаравшись действовать более скрытно. Сохранить все в тайне ему не удалось, так как Роас перехватил его гонцов с золотом для варварских вождей. Аэций снова предупредил Феодосия, что игра становится слишком опасной, вместе с тем постаравшись успокоить Роаса. Когда же дело приняло необратимо дурной оборот, Аэций нашел смелость занять твердую позицию и обвинил императора в развязывании войны.
Уместно возникает важный и интересный вопрос о том, как относились друг к другу Аэций и Аттила. Они познакомились еще в юном возрасте: Аттиле было десять лет, а Аэцию пятнадцать-шестнадцать. Старший стал помогать развиваться младшему. Они всегда встречались с радостью, обменивались дружескими подарками, старались не терять связи друг с другом, знали, что могут положиться один на другого, отважно противились воле своих господ, действия которых нарушали их дружеский договор. Аэция неоднократно, и не без основания, обвиняли в предательстве Рима, когда он приводил гуннов против легионов Галлы Плацидии, но предавал он не ради гуннов, а в собственных интересах. Аттилу, в свою очередь, винили в сочувствии Риму, вплоть до того, что Роас заговорил об излишней сдержанности племянника — Аттила и сдержанность! — в ситуациях, когда тот становился жертвой внезапной перемены императорских планов и когда следовало бы действовать более решительно.
Между Аэцием и Аттилой, несомненно, был сговор, и не дружеский, а политический. Не исключено, что в те времена последних Августов и Цезарей они думали о власти над миром и делили сферы влияния.
В 441 году, когда Аттила разорял придунайские земли Восточной империи и Феодосий II обратился за помощью к Западной империи, Аэций, с которым консультировались, посоветовал не оказывать поддержки византийцам, сославшись на трудности, впрочем, действительно страшные, с которыми римляне столкнулись на Сицилии и в Северной Африке, сдерживая натиск вандалов. Но при этом, получив послание от Аэция, Аттила вдруг останавливает свой успешный завоевательный поход на Балканах, так как возникла спешная необходимость подавить восстание белых гуннов.
Когда девять лет спустя Аттила под весьма сомнительным предлогом потребовал отдать ему часть территории Империи, Аэций заявил обоим императорам, что предпочел бы рассмотреть правовую и дипломатическую обоснованность притязаний Аттилы, прежде чем дать решительный отказ, который неизбежно приведет к войне.
Когда в конце 450 года на восточной границе Галлии скопилось такое количество войск гуннов, что в их скором вторжении уже никто не сомневался, Аэций вместо решительного наступления, на котором настаивал Валентиниан III, выжидал под предлогом, что другие границы Империи также находятся под угрозой и еще точно не известно направление главного удара. Похоже, он тайно пытался убедить Аттилу отказаться от задуманного вторжения и рассмотреть возможности мирного урегулирования. Ничего не помогло, и двое друзей стали заклятыми врагами. Однако все равно продолжали отлично понимать друг друга. Они заявляли, что война окончится только со смертью одного из них на поле брани, но при этом взаимно воздерживались от покушений и не препятствовали побежденному выйти из боя, когда поражение могло бы стать полным разгромом. Даже во вражде сохранялся негласный сговор. Оба героя считали, что от них зависит равновесие мировых сил и гибель одного из них может его нарушить.
Два гиганта сошлись на знаменитых Каталаунских полях. Аттила потерпел поражение, но не был уничтожен, так как этого не захотел Аэций. Карьера гунна не оборвалась навсегда. И когда Аэций победителем, во главе своих овеянных славой войск, возвратился в Равенну, Валентиниан III обвинил его в том, что он намеренно упустил Аттилу. Однако новый император Восточной империи Марциан, тоже паннониец, испытывал к Аэцию глубокое уважение и слал гонцов с предложениями об организации совместной обороны рейнских и дунайских рубежей. Валентиниан был вынужден не только отказаться от судебного процесса, но и заявить о благосклонном отношении к браку своей дочери Евдоксии и любимого сына Аэция — Гауденция.
Аэций был несказанно рад. Его сын войдет в императорскую фамилию, и тогда все станет возможным!.. Но вот Аттила вторгается в Италию и осаждает Аквилею. Валентиниан не спешит обратиться к военному гению Аэция и даже не прислушивается к его совету призвать на помощь императора Марциана. Раздосадованный Аэций уезжает погостить к другу. Когда Валентиниан был вынужден предложить ему принять командование армией, он поначалу отказывается и лишь затем уступает уговорам и призывает Марциана. Предстояло возродить армию и наладить оборону. Тем временем Аквилея была захвачена, вырезана, разграблена и сожжена. Аттила брал один город за другим, так как многие сами открывали ему ворота, чтобы избежать участи Аквилеи.
