Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Когда стемнело, гости начали расходиться. Воронцов ушел вместе с поручиком Вербицким, который сказал, что живет неподалеку. Поднялся и Самохин, но уже стоя в дверях залы, поманил к себе князя Долгорукова.
— Я пока никуда не ухожу, — шепнул он. — Дело в том, что мне не внушает доверия поручик Вербицкий. Не смею утверждать наверняка, но мне кажется, он сотрудничает с ЧК. Осторожность не помешает. Так что будьте готовы уйти прямо сейчас. У меня у Калинкина моста есть квартира. Она сейчас пустует, так как я почти все время на корабле. Корабль там же неподалеку — возле адмиралтейских верфей. Я подготовлю ваш переход в Финляндию. Пойдем на двух ялах в Неву. На весла посажу матросов, а в Неве уже развернем паруса. Через Финский залив не пройти. Пойдем по Ладоге. В Шлиссельбурге для проверки задерживают суда и катера, но вооруженных матросов под красным флагом они не остановят. Дойдем вместе до Осиновца, а там вы с Верой Николаевной останетесь на одном ялике, а на втором я с матросами вернусь на корабль. Ждем только погоды, потому что на Ладоге приличные штормы порой бывают. Я уже сообщил о своем плане Рослякову и Голенищеву. Они одобрили. Вы говорили, что у вас есть опыт управления парусной шлюпкой?
— У нас была дача в Ливадии и яхта небольшая тоже имелась. Так что справлюсь, надеюсь.
Глава пятая
После ухода одноклассников Лена еще раз подошла к фотографии своего прадеда и стала рассматривать ее. Со снимка глядел молодой офицер, который еще не знал, что у него впереди будут революциии, две войны, Цусима, гибель крейсера, на котором он служил, спасение его собственное и спасение единственной дорогой для него вещи — пасхального яйца, подаренного матерью. А еще будет любовь, пришедшая внезапно, как шторм, будет долгое ожидание свадьбы, пока известие о гибели в Крыму жениха не освободит девушку от данного когда-то слова. Лиза Апраксина. Елизавета Андреевна Самохина — прабабка Лены, а значит, и в Лене тоже течет кровь адмирала Федора Матвеевича Апраксина — создателя российского военного флота.
Замечательное имя Федор. Замечательно и то, что новый друг тоже моряк, морской офицер! Папа был бы рад, да и бабушка тоже. Бабушка вообще считала, что лучшие мужчины все связаны с морем. Федор говорил, что тоже продолжает династию. Его прадед по матери был адмирал Щастный, который в апреле 1918 года возглавил Ледовый поход кораблей.
Лена подошла к окну и посмотрела на вечерний город. Фонари отражались в Фонтанке, через Калинкин мост полз неспешный поток автомобилей, за рекой в высоких окнах военно-морского госпиталя горел яркий свет, в здании кораблестроительного института света не было, а за темными силуэтами корпусов адмиралтейских верфей мерцала серебром парчовая гладь Финского залива.
Родной институт, в котором Лена Самохина отучилась пять лет. Половина их класса поступили туда: выбрали кораблестроительный, потому что он ближайший к их домам вуз: никуда ехать не надо, не надо толкаться в метро или маршрутках. Лене вообще ближе всех — только площадь перейти. Но она единственная, кто шел туда, потому что хотел строить корабли. Хотела… Может быть, даже сейчас хочет, вот только кайтинг увлек ее настолько, что она решила добиться успеха в этом спорте.
Лена отошла от окна, опустилась в кресло и тут же поднялась — на месте оставаться не хотелось. Оглядела комнату, вышла в коридор, осматривая стены, шкафы с книгами — смотрела на все, словно видела впервые. Но все знакомо и любимо до покалывания в груди. Все родное, привычное, но такое теперь пустое. Вообще, одной жить тяжело: может, поэтому она так быстро и сошлась с Сашей Трухановым. Хотя почему быстро? Не так уж и быстро… И потом, он смог понравиться ей. Вот если бы Федор встретился ей раньше!
Вдруг нестерпимо захотелось поговорить с ним прямо сейчас. Лена посмотрела на корабельные часы, висящие на стене в коридоре: начало двенадцатого — пожалуй, что поздно.
И в этот самый момент раздался звонок мобильного телефона.
— Не разбудил? — поинтересовался Федор. — А я с Шариком гуляю. Домой не хочется, а он и рад.
Лена промолчала, преодолевая желание предложить, чтобы они приехали к ней оба прямо сейчас. Уже готова была сказать это, но почему-то заговорила о другом.
— А я смотрю из окна на свой институт и вдруг вспомнила, что твой отец — кораблестроитель. Вероятно, он тоже здесь учился?
— Нет, он по образованию военно-морской офицер. Только потом начал лодки проектировать. А в кораблестроительном институте он докторскую защищал и к вам непременно заходил, раз они с твоим отцом дружили. Росляков его фамилия.
— Не помню, — сказала Лена. — К нам многие приходили и по службе отца, и просто друзья его, кого-то я знаю, кому-то он меня представлял, но большинство я при встрече не узнаю. Про кого-то отец рассказывал, и некоторые рассказы я запомнила, но о ком эти истории — все перепуталось в голове… Я же была маленькой. Мне очень нравилась одна, похожая на сказку — про графиню, у которой во время Гражданской войны погибли муж и три сына. И она взяла на воспитание девочку-сироту, а еще долго искала мальчика — внука царского придворного, нашла и тоже приняла его в свою семью, а потом…
— Потом мальчик и девочка выросли и полюбили друга, — продолжил молодой человек. — Это не сказка, это история моей бабушки, отец которой был контр-адмирал Щастный, история моего деда Рослякова, соответственно, дед которого был камергером. И контр-адмирал, и камергер согласно табели о рангах — чины четвертого класса, обращаться к которым полагалось не иначе как «ваше превосходительство». А за подобные обращения большевики расстреливали на месте. Так что графиня Ягужинская, взявшая на воспитание обоих детей, рисковала многим.
— Значит, я помню твоего отца, — обрадовалась Лена, — только весьма смутно.
— Зато он тебя помнит очень хорошо. Сказал, что ты была очень славной и доброй девочкой, Только всех мальчиков колотила весьма профессионально.
— Ну не всех, — попыталась оправдаться Лена и вздохнула: — Хотя может быть…
Они разговаривали долго. Часы в столовой пробили полночь, потом начался дождь, и Лена стала прощаться.
— Вам, наверное, пора домой, а то дождь начинается, вы с Шариком промокнете.
— Да мы уже давно дома. Лежим оба на диване и с тобой разговариваем. Правда, Шарик?
— Гав, — отозвалась собака.
— Тогда продолжим, — обрадовалась Самохина. — Что еще говорил твой отец?
— Сказал, что у тебя была очень красивая мама.
— Это правда, но только я ее не могу помнить, к сожаленью.
— А я ему ответил, что ты — тоже красавица. И к тому же необыкновенной смелости девушка. Кто еще может вот так летать высоко!
Приятный разговор продолжался очень долго.
1918 год, 9 сентября
Часы в столовой пробили полночь. Вера подошла к окну и посмотрела вниз. Вдоль всего берега Фонтанки на воде стояли барки, груженные березовыми дровами. В окнах морского госпиталя не было света, да и на всем Петергофском проспекте — темно. Лишь на Калинкином мосту едва тлел одинокий фонарь. В кругу бледного света стоял патруль — двое матросов и солдат в обрезанной по колени шинели. Все трое курили. Потом к Фонтанке из темноты выехала дребезжащая колесными ободами телега. Кто-то приехал воровать дрова. Патрульные наблюдали за процессом, облокотившись на парапет моста и поплевывая в темные воды реки.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
