Хотя наша трактовка этого вопроса является главным образом умозрительной, можно признать, что большое население, занятое промыслами, связанными с морем, представляет теперь, как и прежде, большой элемент морской силы, что Соединенным Штатам недостает этого элемента и что создание его может опираться только на обширную торговлю, ведущуюся под их собственным флагом.
V. Национальный характер. Рассмотрим теперь влияние национального характера и способностей на развитие морской силы.
Если морская сила действительно основывается на мирной и обширной торговле, то наклонность к торговой деятельности должна быть отличительной чертой наций, которые в то или другое время были могущественны на море. История утверждает, что это почти всегда так; кроме истории римлян, нет ни одного замечательного примера противоположного.
Все люди ищут выгоды и более или менее любят деньги, но способы или пути, которыми достигается выгода, всегда будут оказывать ярко выраженное влияние на коммерческие судьбы и на историю населяющего страну народа.
Если можно верить истории, то путь, на котором испанцы и родственная им нация, португальцы, искали богатства, не только наложил пятно на национальный характер, но был также фатальным для роста здоровой торговли, а также и для промышленности, на которой основывается торговля, и, наконец, для национального богатства, которое стяжалось такими ложными путями.
Жажда приобретений обратилась у них в жестокую скупость; так, они искали в новооткрытых землях, – которые дали такой толчок торговому и морскому развитию других стран Европы, – не новое поле для промышленности и даже не здоровое возбуждение, вызываемое исследованием и приключениями, а серебро и золото. Они имели много великих качеств; они были смелы, предприимчивы, трезвы, терпеливы в страданиях и одарены энтузиазмом и горячим национальным чувством. Присоединяя к этим качествам преимущества положения Испании, удобно расположенные порты, а также тот факт, что она была первой в занятии обширных и богатых частей Нового Света, долго оставаясь без соперников, и что в течение ста лет после открытия Америки она была первенствующим государством в Европе, – по справедливости можно было ожидать, что она займет и первенствующее место между морскими державами. Результат, как все знают, оказался, однако, прямо противоположным. Со времени сражения при Лепанто в 1571 г. страницы истории Испании не освещаются ни одной сколько-нибудь серьезной морской победой, хотя она и участвовала во многих войнах, и упадок ее торговли достаточно объясняет иногда смешную, а иногда мучительную неспособность, проявлявшуюся моряками на палубах ее военных кораблей. Без сомнения, такой результат нельзя приписывать только одной причине. Без сомнения, правительство Испании обладало рядом свойств, способных затруднить и искалечить свободное и здоровое развитие частной предприимчивости, но характер великого народа ломает или сам формирует характер своего правительства, и едва ли можно сомневаться, что если бы народ имел склонность к здоровой торговле, то действия правительства были бы направлены по тому же течению. Обширное поле колоний было удалено от центра того деспотизма, который подавлял рост старой Испании. При создавшемся положении тысячи испанцев как из трудового, так и из высшего класса оставляли Испанию, и занятия их за границей позволили им посылать домой очень немногое, кроме денег или товаров малого объема, не требовавших судов большой грузоподъемности. Сама метрополия не производила почти ничего, кроме шерсти, плодов и железа; ее мануфактуры были ничтожны; промышленность страдала, население непрерывно уменьшалось. Испания и ее колонии зависели от голландцев в отношении многих продуктов первой необходимости, для оплаты которых продукция ее тощей промышленности была уже недостаточной. «Так что голландские купцы, – пишет современник, – которые привозят деньги во все уголки света для покупки товаров, только из этой единственной в Европе страны должны вывозить деньги, получаемые ими за ввозимые туда продукты». Таким образом, эмблема богатства, которую так лихорадочно искали испанцы, быстро ускользала из их рук. Уже было указано, как слаба была Испания с военной точки зрения, вследствие упадка ее торгового судоходства. Ее богатства, занимавшие мало места и перевозившиеся на небольшом количестве судов, следовавших по более или менее определенным путям, легко захватывались неприятелем, а это парализовало ее нервную систему; в то же время богатства Англии и Голландии, рассеянные на тысячах кораблей во всех частях света, получали много тяжелых ударов в течение многих разорительных войн, что, однако, не останавливало их роста, который, хотя и не без болезней, постоянно продолжался. Благосостояние Португалии, связанной с Испанией в течение наиболее критического периода ее истории, катилось под гору тем же путем, хотя в самом начале соперничества на море Португалия шла впереди; впоследствии она сильно отстала. «Рудники Бразилии были разорением для Португалии, так же как рудники Мексики и Перу – для Испании; все мануфактуры подверглись безумному презрению… Скоро Англия начала снабжать Португалию не только одеждой, но и всякими товарами и продуктами, даже соленой рыбой и зерном. В погоне за золотом португальцы забросили даже обработку своей почвы; все виноградники Опорто были закуплены англичанами на бразильское золото, которое только проходило через Португалию для того, чтобы распространяться по Англии». Нас заверили, что за пятьдесят лет пятьсот миллионов долларов было извлечено «из бразильских рудников и что в конце этого времени Португалия имела только двадцать пять миллионов в монете», – вот поразительный пример разницы между богатством действительным и богатством фиктивным.
Англия и Голландия не менее жаждали выгоды, чем южные нации. Их обеих в свое время называли «нациями лавочников», но эта насмешка, – в той мере, в какой она справедлива, – только делает честь их мудрости и честности. Они были не менее смелы, не менее предприимчивы, не менее терпеливы. Они даже были более терпеливы и настойчивы, ибо искали богатства не мечом, а трудом – в этом, очевидно, и состоит упрек, заключающийся в приведенном эпитете; таким образом, они избрали для достижения богатства долгий путь, а не тот, который казался кратчайшим. Но эти две нации, хотя и принадлежа, в сущности, к той же расе, имели кроме того другие качества, не менее важные, чем уже названные, которые в соединении с окружающей обстановкой способствовали укреплению их положения на море. Англичане и голландцы были по своей природе деловые люди – торговцы, производители, негоцианты. Поэтому как на родине, так и за границей, поселяясь ли в портах цивилизованных наций или варварских восточных правителей, или в основанных ими самими колониях, они всюду стремились полностью использовать природные богатства, развить и увеличить их.
Острый инстинкт прирожденного купца, – лавочника, если хотите, – искал постоянно предметов для обмена, и эти поиски в соединении с трудолюбивым характером, продолжаясь из поколения в поколение, неизбежно превращали их в производителей. Дома они сделались великими промышленниками; за границей, там, где они устанавливали свой контроль, – земля делалась все богаче, продукты умножались, а необходимый обмен между метрополией и колониями требовал все большего количества судов. Их судоходство поэтому возрастало вместе с требованиями торговли, и нации с меньшей способностью к морским предприятиям, – даже сама Франция, как ни велика она была, – нуждались в их продуктах и в их судах. Таким образом, многими путями они приближались к достижению могущества на море. Правда, эта естественная тенденция и этот рост по временам видоизменялись и серьезно задерживались вмешательством других правительств, ревнивых к тому благосостоянию, на которое их народы могли посягнуть только с помощью искусственной поддержки, поддержки, которая будет рассмотрена при разборе влияния действий правительств на морскую силу.
