Сидя в канаве, я вдруг вспоминаю тот фильм, который мы смотрели. О рыцаре-крестоносце — он вернулся домой и застал страну опустошенной мором. Прямо как мы. Я гоню прочь неприятные мысли.
Тут я вижу, что Дина подает мне знак — машет рукой. Она зовет меня, и я снова осторожно продвигаюсь к дому. Канава обрывается прямо перед изгородью, последний отрезок пути я преодолеваю ползком и прячусь за широким деревом. Краем глаза вижу приближающихся Дину и Дэвида. Они бегут, пригнувшись, вдоль изгороди и ныряют ко мне.
— Габриэль добрался? — шепотом спрашиваю я.
Дина кивает.
— Кажется, все тихо, — говорю я.
— Может, там никого и нет, — произносит Дина, — но осторожность не помешает. Пока не будем уверены, что тут безопасно.
— Я боялась, что там могут быть собаки, — говорю я.
Через некоторое время появляется Габриэль. Он идет в нашу сторону, останавливается во дворе и кричит:
— Здесь ни души!
Мы поднимаемся и идем к нему.
— Словно все вымерло, — говорит он. — Хлев пуст. В сарае — трактор и автомобиль. Но, похоже, ими давно не пользовались.
— А как насчет дома?
— Тоже пуст. Двери заперты.
— Что ж, хорошо. Давайте осмотримся, но не забывайте про осторожность.
Я иду через заброшенный двор к дому. Красивое двухэтажное здание с верандой и балконом над ней. Окна занавешены тонкими белыми шторами. Я обхожу вокруг. Вижу деревянную бочку с остатками дождевой воды. Сбоку есть еще один вход. Дергаю ручку двери. Заперто, как и говорил Габриэль. Скорее всего, эта дверь ведет на кухню. Я сворачиваю за угол и заглядываю в одно из боковых окон. Точно, это кухня. Вижу знакомую газовую плиту «Электролюкс», почти такую же, как у нас. Сбоку — старая дровяная печь, совсем как в доме моей бабушки. Рядом стоит белый холодильник, дверца которого покрыта листочками бумаги под декоративными магнитиками. Стена вдоль разделочного стола из светлого дерева выложена бело-голубыми кафельными плитками, на вид почти новыми. Внезапно я понимаю, как много значили эти вещи когда-то! По вечерам здесь собирались за кухонным столом и беседовали. Я не успеваю додумать мысль до конца, как чувствую, что волоски на руках встают дыбом… Я пристально вглядываюсь в окно. Долго стою, не смея шевельнуться. Кричу изо всех сил:
— Дина!
Когда все подбегают, я опускаюсь на землю, прислоняюсь спиной к стене и начинаю плакать.
— Что случилось, Юдит?
— Там внутри целая семья. За кухонным столом.
Все смотрят на меня. Дина оборачивается к Габриэлю.
— Разве ты не осматривал дом?
— В это окно не заглядывал. Не успел.
— Не важно, Габриэль, — говорю я. — Они все мертвы.
X
Дэвид выбивает стекло в кухонном окне — если бы я не видела это собственными глазами, я бы не поверила, потому что не было слышно ни звука. Ни звона, ни дребезга. Словно абсолютная тишина вокруг нас поглощает все звуки… или после всего пережитого у меня просто шалят нервы? Дэвид просовывает руку в разбитое окно, поворачивает ручки и открывает его. Дина залезает внутрь первой. За ней следуют Дэвид и Габриэль. А чуть позже — и я.
Кухня погружена в полумрак. Кругом тишина. Не тикают часы, не капает вода из крана, не слышно ни единого шороха, ни звука шагов, ни мягкой поступи домашней кошки. Лишь на разделочном столе от легкого дуновения из окна едва колышется кончик рулона бумажных полотенец. Вид обычного белого рулона меня почти околдовывает. Словно привет из мира, хорошо мне знакомого. Рулон пробуждает во мне неясную, смутную надежду. «Бумажное полотенце, — твержу я, словно мантру, — милое, старое бумажное полотенце».
Дина стоит у кухонного стола и рассматривает семью: мужчину, женщину и двух девочек лет десяти. У девочек темные, аккуратно причесанные волосы, старомодно завитые и схваченные на затылке черными зажимами. На них — одинаковые белые платья с красными и голубыми цветами. Видимо, они близнецы. Мужчина и женщина тоже в праздничной одежде. Женщина — в красном платье, на груди — круглый серебряный кулон с драгоценным зеленым камнем. На мужчине — пиджак и белая рубашка с синим галстуком. Так не одеваются, чтобы просто поужинать в кухне. Скорее всего, они что-то отмечали. Но на столе нет ничего, что могло бы подтвердить мои догадки. Ни бокалов, ни приборов, ни тарелок с едой. Странно: если что-то празднуют за столом, обычно едят.
Тут я вижу, что они держатся за руки. Сидят, опустив руки под стол и образуя ими замкнутый круг. Они молятся? Читают застольную молитву? Или готовятся к смерти?
Но самое странное — мужчина, женщина и обе девочки кажутся живыми! Словно они на секунду задумались над молитвой и в любой момент очнутся, снова начнут беседовать и смеяться.
Ни намека на трупный запах, ни единого признака болезни, ни пятнышка крови. Они сидят за столом как нарядно одетые манекены. Словно кто-то захотел сыграть с нами жуткую шутку и вот-вот выскочит из шкафа с криком: «Первое апреля, никому не верю!»
Я сажусь на корточки, чтобы заглянуть в глаза женщине, и вижу, что они совершенно черные. Как маслины, только более вытянутой формы. Мне кажется, что эта чернота слегка движется по краям, как волны. Меня словно затягивает внутрь. Мой взгляд мутнеет. Я быстро зажмуриваюсь. Выпрямляюсь.
— В чем дело, Юдит?
— Глаза, — шепчу я. — У них не глаза, а какие-то черные дыры. Жуть!
Дина кивает.
— Кажется, что они спят.
— Но это не так.
Дэвид наклоняется и заглядывает под стол.
— Гляньте-ка сюда, — говорит он.
Я нехотя наклоняюсь. В полумраке под столом лежат крупная черно-белая кошка и лохматая каштановая собака. Они тоже выглядят так, словно дремлют. Я с облегчением отмечаю, что их глаза закрыты. На шее у кошки красная ленточка с бубенчиком, она положила голову между вытянутых передних лап собаки. Дина осторожно дотрагивается до собаки, это среднего размера терьер.
— Должно быть, они все умерли одновременно.
— Причем явно давно, — говорю я. — Почему же они выглядят как живые?
Дина качает головой и встает.
— Что-то не сходится, — говорит она. — Словно время просто взяло и остановилось.
— Да, — соглашаюсь я. — И если запустить его снова, то можно их разбудить. Главное — понять, как это сделать. Как в сказке, когда на кого-нибудь накладывают заклятье. Если произнесешь правильные слова, человек оживет.
Габриэль качает головой.
— Это не сказка, Юдит. Похоже, что жизнь их всех внезапно покинула.
Возможно, Габриэль прав. Царящая здесь абсолютная тишина ничем не напоминает обычное сельское спокойствие. Причина в другом — в явной пустоте, полном отсутствии жизни.
