Он не ответил. Тогда я откинул простыню и в страхе попятился. Из груди его торчал маленький кинжал. Не отдавая отчета в своих поступках и совершенно не задумываясь, к каким плачевным результатам они могут привести, я выдернул оружие из раны. Маркиз издал вздох. «Слава Богу! Он жив!» – воскликнул я.
Тут же послали за королевским прокурором. Вместо него полчаса спустя явился помощник, господин де Кери, родственник мадам де Лонгваль. Он и произвел осмотр места преступления.
– Но, сударь! – воскликнул хирург, перебивая рассказчика. – Вы утверждаете, что на де Маталена покушались, но это не так!
– Что вы хотите этим сказать?
– А почему бы не предположить, что это было самоубийство?
– Невозможно, сударь.
– Почему?
– Потому что маркиз не покончил бы с собой накануне дуэли.
– Это ваше личное убеждение, в глазах незаинтересованных наблюдателей оно ровным счетом ничего не значит.
– Сударь, мои убеждения ничем не хуже ваших, – резко бросил всадник.
– Ой-ой-ой! – ухмыльнулся хирург. – Может, вы, сударь, ищете со мной ссоры? Зря теряете время, молодой человек, если у врача и есть право кого-то убивать, то только своих больных.
В ответ на эту остроумную шутку все заулыбались и разговор продолжился.
– А ведь доктор, – сказал де Вертей, – по всей видимости, прав. Если дверь была заперта изнутри, то как преступник мог уйти, нанеся жертве удар кинжалом?
Ответить на этот вопрос другу Маталена было нечего, но он тем не менее с прежним упорством настаивал на своем мнении.
– Слуга Маталена вне подозрений?
– Боже праведный, господа, вы требуете от меня слишком многого. Я уехал, чтобы сообщить вам эту прискорбную новость, буквально через несколько минут после прибытия помощника прокурора, и все, что мне было известно, уже рассказал.
Во время этого разговора Вертей, хирург и два секунданта вышли из экипажа. Друг маркиза тоже спешился, взял лошадь под уздцы, и они, разговаривая на ходу, все вместе пошли пешком.
По дороге в Бордо каждый по очереди оплакивал случившееся ужасное несчастье. Потом де Вертей и его спутники вновь сели в фиакр, запряженный хилой лошадкой, которая неожиданно перешла на бодрую рысь, в то время как друг маркиза вскочил на своего коня и погнал его галопом кратчайшим путем, чтобы побыстрее добраться до аллей Любви.
VII
Тем временем правосудие выполняло в доме Маталена свои тяжкие, суровые обязанности.
Господин де Кери, помощник королевского прокурора, в сопровождении капитана жандармов и его подчиненных – в те времена полиция еще не была толком сформирована и жандармы были единственными помощниками судейских – произвел первый осмотр места происшествия.
Сначала он хотел допросить умирающего, но тот был не в состоянии не то что ответить на вопросы молодого законника, но даже услышать их.
Видя, что поделать с этим ничего было нельзя, помощник прокурора обратился к капитану жандармов и сказал: – Поставьте у входа двух человек. Пусть всех впускают и никого не выпускают.
– К чему эти меры предосторожности?
– Не исключено, что преступник все еще в доме.
– В том случае, если преступление действительно имело место, – ответил офицер.
– Разумеется, – ответил судейский. – Тем временем четыре других жандарма тщательно обыщут дом. Пусть осмотрят чуланы и кладовки, спустятся в подвал, заглянут в шкафы и пустые бочки. Потом досконально проверят чердак, обращая особое внимание на возможные пятна крови.
– Слушаюсь, сударь. Это все?
– Нет. Пошлите кого-нибудь за слугой Маталена.
Жандармский офицер повернулся на каблуках и отправился выполнять полученные приказания.
Когда он вернулся, помощник прокурора отвел его в сторонку, в нишу окна, и сказал: – Послушайте, капитан, по сравнению со мной, в подобных скорбных делах вы накопили больше опыта. Что вы думаете о печальном событии, которое привело нас в этот дом?
– Убежден, что это самоубийство.
– Почему?
– Потому что дверь была заперта изнутри, а злодеи, какими бы хитрыми они ни были, не имеют привычки выбираться из дому через замочную скважину.
– Правда ваша, но обратите внимание, что мы не знаем, кто запер дверь – сам маркиз или преступник, ведь ключа в доме не обнаружено.
– Согласен, – ответил офицер, – это действительно важная улика.
– Да и потом, зачем господину де Маталену было себя убивать?
– В Бордо этот господин пользуется отвратительной репутацией, – ответствовал капитан. – Многие открыто говорят, что он живет как придется и чем придется. Спросите у первого встречного и он расскажет, что весь арсенал его средств к существованию сводится к деньгам, которые ему ссужают товарищи по дебошам. Они очень боятся маркиза и, открывая перед ним свои кошельки, лишают возможности вызвать их на дуэль, ведь вы прекрасно знаете, что драться с заемщиками категорически запрещено.
– И что из этого следует? – спросил Кери.
– Из этого следует то, что де Матален, возможно, был на мели. У него могли быть и другие причины покончить с собой, причины, о которых мы не знаем и даже не догадываемся.
– Не знаю почему, капитан, но у меня такое ощущение, что вы идете по ложному следу.
– Значит, вы всерьез полагаете, что здесь имело место преступление?
– Да, полагаю.
В этот момент разговор был нарушен появлением жандарма, который вошел в комнату, толкая перед собой отчаянно протестовавшего Каде, слугу де Маталена.
Кери сел за стол, знаком велел секретарю приступить к выполнению своих обязанностей по ведению протокола, обратился к Каде и сказал: – Как долго вы состоите на службе у маркиза де Маталена?
– Полтора года, сударь.
– Этой ночью в доме ничего не было слышно?
– Ничего, сударь, – ответил Каде. – Около часу ночи мне показалось, что кто-то закрыл входную дверь. Но как раз в это время маркиз каждый вечер возвращался домой, и я в точности узнал его по манере закрывать створку. И даже, как мне кажется, распознал его шаги, когда он шел по плитам коридора.
– Входную дверь сегодня утром открывали вы?
– Да, сударь, я, – ответил слуга.
– В каком состоянии был засов, на который ваш хозяин каждую ночь запирал дверь, когда возвращался домой?
– Мне кажется, он был задвинут.
– Вы в этом уверены?
– Думаю, у меня есть все основания это утверждать.
– Скажите, преступник мог уйти через заднюю часть дома?
– Не думаю. Единственное, он мог спрыгнуть из окна, расположенного на высоте двадцати пяти футов, и затем выйти через двор дома господина де Федье.
