– И рвутся аорты,Но наверх – не сметь!Там слева по борту,Там справа по борту,Там прямо по ходуМешает проходу«Рогатая смерть»!
– Запишите для меня слова, – тихо сказал капитан. Если бы он не боялся потерять из виду затаившиеся боевые единицы защитной системы, то наверняка бы попытался до Ады дотронуться, даже прижаться: таким сильным было сейчас это знакомое с детства чувство – чувство, что в ее глазах, как в хрустальном шаре, весь мир приобретает какие-то невероятные формы и смыслы, удивительно… красивые.
Конечно, подобное обостренное восприятие было не столько заслугой писательницы и ее удивительных личных качеств, сколько определенного рода жизненного опыта и специфической формы изоляции в которых существовал капитан. Но теперь это уже не имело значения…
– Заметано, – с улыбкой кивнула Ада.
Капитан тихо вздохнул.
– Как вообще можно сделать прозрачным то невероятное количество всякой всячины, которым ты напичкана? – пробормотал он, стараясь по ее примеру перевести нарастающее напряжение в отвлеченные образы.
– Все дело в разряженном состоянии веществ, кэп, – охотно пояснила писательница. – Знаете, в тех местах, где земная кора дает трещину и горячие испарения поднимаются от самого сердца планеты, в воздухе может содержаться почти вся таблица Менделеева…
– Да уж… – пробормотал капитан. – Таким воздухом и отравиться недолго…
– Это да, – кивнула Ада. – Но живым существам свойственно приспосабливаться, так что я стараюсь фильтровать свой состав в тех местах, где он соприкасается с окружающей средой…
– И чьи защитные механизмы на твой взгляд более эффективны? – капитану хотелось продолжить эту игру, слышать ее голос снова и снова…
– Дело не во взгляде, а в том, что я при всем желании не могу набрать плотность достаточную для защиты, поэтому я расслабилась и живу, как мне на роду написано. Да и вообще, по-моему, сравнения тут неуместны – с тем же успехом можно сравнивать цвет с объемом.
– И все-таки они связаны, – заметил капитан.
– Да, связаны, – согласилась Ада.
Капитан не глядя накрыл руку писательницы своей.
– Связаны… – одними губами произнес он.
– Да… – так же беззвучно отозвалась та, неуверенно сжав кончики тонких, нечеловечески гибких пальцев и в очередной раз удивляясь, что ладони не взмокли.
В то же самое время боевые единицы защитной системы собрались в тучу и, держась на приличном расстоянии (практически у самого горизонта), взяли их в полукруг.
– И все-таки… – медленно произнес капитан, с заметным сожалением переключая свое внимание. – Постарайся вспомнить, о чем именно ты подумала, когда испугалась. И кстати, мне нравится, как звучит «Глизе», только не используй это обращение при свидетелях…
– А мне нравится твое умение находить компромиссы, Глизе, – улыбнулась Ада.
У капитана перехватило дыхание. Правда заключалась в том, что персональное имя киборгу мог дать только хозяин. И речь шла не о продаже или покупке. В силу каких-то малопонятных причин определенные части системы кибернетического организма принимали какую-либо человеческую особь в качестве хозяина. Многие покупатели киборгов, увлеченные этой идеей, годами придумывали всевозможные имена, ни одно из которых так и не было принято. И в то же время какой-нибудь случайный ребенок на улице, решивший подразнить проходящего киборга обидным словом, мог быть воспринят системой в качестве владельца. Мягко выражаясь, это создавала проблемы. Поэтому людей не допускали к общению с киборгами без специального инструктажа. В учебниках обычно писали, что механизм этого процесса так и не был изучен полностью, однако капитан подозревал, что тут имела место какая-то очередная военная или правительственная тайна.
И прямо сейчас он отчетливо ощущал, что его система восприняла имя Глизе именно таким образом – это было прямо-таки экстатическое состояние какого-то невероятного щенячьего счастья, которое совершенно не могли омрачить здравые соображения о том, как конкретно он влип. Более того, сама возможность рассуждать здраво воспринималась как доказательство того, что он сможет скрыть этот факт и повернуть сложившуюся ситуацию к обоюдному удовольствию.
