Я не переставала удивляться этим разительным переменам, а родители смеялись, как молодые, и наперебой рассказывали мне, что папа, оказывается, наконец выздоровел и теперь работает старшим преподавателем в Институте иностранных языков около дома. Мама тоже туда устроилась на полставки, а подрабатывает, давая школьникам уроки английского.
— Просто отбоя от них нет, — смеялась она. — Столько желающих вдруг оказалось! Ко мне запись — до начала следующей пятилетки.
Я слушала их и удивлялась, насколько все переменилось здесь за полгода моего отсутствия. Мама кормила меня виноградом, папа принес какие-то новые книги, требуя, чтобы я обязательно их прочитала.
— Мама, вы теперь хорошо зарабатываете?
— Очень хорошо, — сказала она, — можешь теперь не волноваться — все у тебя будет.
Я совсем растерялась. В последние годы мои родители так редко улыбались, что я и позабыла о тех временах, когда мы жили весело и беззаботно. А теперь мама и папа такие молодые, такие счастливые. Это казалось чудом. И тут мой взгляд упал на странное растение, спускающееся со стены.
Сердце мое подпрыгнуло так высоко, словно пыталось выскочить. Я даже приложила руки к груди, чтобы поймать его на тот случай, если оно все-таки сделает это. Это была черная лиана. Такие «цветочки» не растут на каждом шагу и не продаются в магазинах. Я знаю только одно место в мире, где они обитают.
— Мама, что это?
— Это — лиана. Красивая, правда? — с гордостью объявила мама. — Ты что, испугалась?
— Да нет. А откуда она?
Родители переглянулись.
— Наш знакомый привез, — сказала мама.
— Какой знакомый?
— О, это удивительная история! — И отец принялся рассказывать, с чего начались все эти радостные перемены в их жизни.
Я уехала в Ленинград сразу же после выпускного вечера. На следующий день. Родители мои, которые так настаивали, чтобы я поехала именно туда, не учли, как трудно им будет перенести разлуку со мной. Неделю они прожили в тоске и печали. А на следующей неделе раздался звонок в дверь. Мама открыла и с удивлением обнаружила перед собой молодого человека, который радостно улыбался и что-то говорил по-узбекски. Из-под мышки у него выглядывала голова живого здоровенного гуся, а рядом стояло несколько тюков. Молодой человек обеими руками пожимал мамины руки, раскланивался, пытаясь не упустить загоготавшего при этом гуся. Потом он сунул гуся ей и стал заносить в дом вещи.
Мама ничего не успела сказать, как он уже направился прямиком к папе и радостно обнимался с ним. Папа сначала решил, что это какой-то мамин студент, а мама — что папин бывший сослуживец. Они вели себя вежливо, периодически пытаясь вставить слово в речевой поток пришельца, но тот все говорил и говорил.
И пока он все говорил, а мама держала злополучного гуся, стараясь упредить его попытки ущипнуть ее за подбородок, молодой человек распаковывал вещи. Сначала он достал большой полиэтиленовый пакет с пловом, показывая маме в сторону кухни и с помощью причмокиваний объясняя, как это необыкновенно вкусно. Потом на столе оказались несколько лепешек, зелень, курага, чернослив, мед, бутылка кумыса. Из другого тюка вынырнули огромный, сказочной красоты лаган с хворостом и самсой, трехлитровая банка с изюмом. Папе загадочный гость набросил на плечи чапан тот самый, в котором он теперь расхаживал по квартире, — а маме всучил увесистый отрез хан-атласа. Потом он достал маленькую глиняную вазочку ручной работы, покрытую глазурью, поставил ее на стол и осторожно вложил туда веточку с хлопковой коробочкой.
Затем молодой человек, не переставая говорить, снял обувь, надел домашние тапочки и вынул огромную доску для игры в нарды. Остальные тюки, в которых оказались самый отборный рис, баранина, чай, душица, арахис и еще черт те что, он отнес на кухню.
Из всего, что он говорил, мама с папой поняли только, что зовут юношу Бахалим, и папа попытался прояснить странную ситуацию. Оказалось, что Бахалим немного знал русский язык и на вопросы папы отвечал, что он — их родственник и приехал учиться на киномеханика. Хочет поступить на заочный, потому что недавно женился и не желает оставлять свою молодую жену одну надолго. Папа спросил его, откуда он прибыл, и тот сказал, что из Согдианы.
На этом месте я поперхнулась виноградом, который мне все это время прилежно скармливала мама, и родители долго хлопали меня по спине. В результате у меня на глазах выступили слезы, и они отнесли это за счет моей неосторожности при глотании.
Мама с папой пытались объяснить молодому человеку, что он, очевидно, ошибся адресом, потому что у них нет родственников ни в какой Согдиане. Бахалим повертел головой направо-налево и задумался. Но вдруг словно что-то вспомнил («Как будто что-то увидел на стене!» — сказала мама) и стал уверять их, что ошибаются они. В подтверждение своих слов он даже показал им листочек, где черным по белому был написан их адрес, имена и фамилия.
Молодой человек просил их не волноваться, уверяя, что он приехал совсем ненадолго — недели на две. Родителям моим он понравился, а увидев листочек со своими именами, они стали думать и гадать, кто же из их многочисленных воронежских родственников мог осесть в поселке со странным названием Согдиана. И мама даже припомнила одну из тетушек, которая жила в Чарджоу, а потом куда-то пропала. «Наверно, он женился на внучке тети Розы», — задумчиво сказала она и пошла разогревать дивный плов, привезенный нежданным гостем.
По окончании первой части удивительной истории мама позвала меня на кухню, где от чугунного казана столбом шел пар. Она засыпала рис, закрыла будущий плов крышкой и обложила подушками сверху.
— Бахалим научил, — сказала она гордо.
Чтобы лучше ориентироваться в этой новой жизни семьи, я решила принять холодный душ. Мама побежала в комнату доставать мне лучшее полотенце, а я отправилась за ней через зал, и снова мой взгляд остановился на черной лиане, спускающейся со стены. Еще я вспомнила слова мамы о том, что Бахалим, когда они с папой уговаривали его поверить, что он не туда попал, «увидел что-то на стене». Мама сказала это в шутку, понятно. Но я, обведя глазами комнату, поняла, что именно он увидел.
На одной из стен красовалась фотография выпускницы Ал, которую родители повесили в день моего отъезда. Я вспомнила, какими они тогда были замученными и несчастными, и с благодарностью вспоминала Бахалима — жениха, а теперь уже мужа Зумы. Что это был именно он, я поняла где-то в середине рассказа. Поняла и расстроилась. Я надеялась, что это окажется Ол. Но — нет. Надежда моя не оправдалась.
Стоя под холодным душем как вкопанная и наблюдая, как по моему телу ползают мурашки, я лихорадочно думала. Чего ради Бахалим явился в Ташкент? На первый взгляд все было ясно: он собирался учиться на киномеханика. Кто послал подарки? Тоже понятно — Зума, наверно. Может быть, она так ничего и не поняла. Не поняла, что я не собираюсь выходить замуж за Ола, и по-прежнему считает меня его невестой. Это объясняло непонятное родителям упование Бахалима на родство. Он имел в виду — будущее родство. Тут я похолодела, несмотря на то что вода лилась из душа ледяная и холодеть было уже некуда.
