— Все спускались вниз? Вы имеете в виду — все, кто здесь присутствует?!
Натан кивнул. И представляете, Рид немедленно вперил в меня свои голубенькие глазки:
— Вы позволили всем топтаться на месте преступления?
Боже правый! Ни дать ни взять, вылитая миссис Чайлдерс. Я стремительно теряла терпение.
— Никому ничего я не позволяла. Просто все они туда спускались, и точка.
Рид повернулся к Констелло:
— Ты можешь в такое поверить?
Я надменно сложила руки на груди. Можно подумать, я экскурсии водила в этот треклятый подвал.
— Слушайте, я не могла им помешать. Честное слово, пыталась, но…
Рида не интересовали мои объяснения.
— Ладно! — гавкнул он. Этот человек все меньше напоминал Джо Пятницу и все больше смахивал на Грязного Гарри. — Чтоб все сидели в гостиной, пока мы вас не вызовем!
На поверку ожидание в гостиной оказалось сродни ожиданию перед кабинетом дантиста. Только лично для меня встреча с дантистом чуточку желаннее.
Меня допросили последней. Может, кто-то сочтет меня параноичкой, но я была уверена, что это не случайно. Рид и Констелло наказывали меня за то, что не сохранила для них место преступления в девственной целости. Так что Дерек, Натан и Энни побывали по очереди на кухне, и Бекки с Карлом тоже туда сходили — а затем вышли через парадную дверь, даже не оглянувшись, — и лишь потом выкатился Констелло и пророкотал:
— Ну что ж, миссис Риджвей, теперь можно и с вами поболтать.
Устроившись за сосновым кухонным столом, я старалась отвечать на вопросы спокойно и собранно. Что было нелегко, поскольку к тому времени прибыл коронер и принялся осматривать подвал. И всякий раз, слыша доносившийся оттуда шум, я словно воочию видела лицо Труди.
Но все равно я держалась неплохо, пока не дошла до записки, оставленной мне Труди. Вообще-то я раздумывала, не умолчать ли о ней совсем. Уборщица всегда приходит в понедельник вечером, а мусор вывозят рано утром во вторник. Так что писулька давно тю-тю. Вдобавок я почти убедила себя, что записка Труди не имела никакого отношения к тому, что с ней случилось. С другой стороны, я ведь уже рассказала про записку Дереку и Энни. Так что вряд ли могла забыть поведать о ней полиции.
Стоило заикнуться о записке, как копы насторожились. Констелло хищно подался вперед:
— Значит, в записке жертва сообщила, что собирается встретиться с клиентом, который спрашивал вас?
— Ну да, — кивнула я. — Разумеется, записку я не сохранила.
Солонка с Перечницей переглянулись.
— Разумеется, — со значением повторил Рид.
У меня засосало под ложечкой. Неужели они всерьез полагают, что я все это придумала?
— Слушайте, но я же не знала, что с Труди что-нибудь случится, вот и не сохранила записку. Скомкала ее и выбросила. Что тут странного?
После чего обстоятельно поведала про уборщицу и мусоровоз. А умолкнув, взглянула на лица копов — и ужаснулась. Похоже, они не верили ни единому моему слову. Констелло качнулся на стуле, тяжко вздохнул и с растяжкой спросил:
— У вас есть враги?
Меня бросило в жар. Всякий раз, стоит мне занервничать или растеряться, как моя шея покрывается крупными красными пятнами. Я подняла руку, дабы небрежно прикрыть предательские пятна.
— Может, припомните, с кем в последнее время не ладили? — не отставал Констелло.
Единственная личность, с которой я в последнее время не ладила, лежала сейчас в подвале с туго обмотанным вокруг шеи шарфиком.
— Кажется, нет. Во всяком случае, не припоминаю.
— Неужели? — недоверчиво хмыкнул Констелло.
Я в упор посмотрела на него. Констелло явно придерживался мнения, что конкурс на звание Мисс Добродушие мне в этом году не выиграть.
— Насколько я знаю, у меня нет врагов.
Если, конечно, не брать в расчет миссис Чайлдерс. После нашей милой телефонной перебранки она вряд ли вспомнит обо мне, составляя список рождественских подарков. Однако перебранка та случилась сегодня, а записку Труди я получила вчера. Если только миссис Чайлдерс не ясновидящая и не знала заранее, как сильно я ее рассержу в ближайшем будущем, — полагаю, ее можно не брать в расчет.
Рид провел рукой по волосам. Будь они подлиннее, я бы сказала, что он их взъерошил, но по такому короткому "ежику" можно было только провести рукой.
— Миссис Риджвей, в последние дни вокруг вас околачивались какие-нибудь странные личности?
Я покачала головой.
— Не было каких-либо странных звонков?
— Нет.
— И вы ни с кем не ссорились?
Разве что с Матиасом… И я бы даже не назвала это ссорой. Скорее то была дискуссия на тему — быть или не быть общей крыше над нашими головами. И хотя мнения на сей счет разделились, я почему-то усомнилась, что Матиас решился бы на убийство, дабы запугать меня и заставить принять его точку зрения.
— Нет, я ни с кем ни ссорилась.
Само собой, не считая Труди. А ее, по-моему, уж точно не стоит считать.
Рид и Констелло, по обыкновению, переглядывались. Я уже говорила, как меня это бесит?
Констелло с шумом втянул в себя воздух:
— Ну хорошо, а не могли бы вы назвать имена людей, которые недолюбливали Труди?
Первым моим импульсом было вручить им телефонный справочник Луисвиля, но в следующую секунду я передумала.
— Видите ли, мы с Труди общались только на работе…
Констелло вдруг начал выказывать нетерпение:
— Стало быть, на работе ее все любили?
Я замялась. Вроде бы есть такое правило — о мертвых плохо не говорить? С другой стороны, есть еще и правило не врать полиции.
— Честно говоря, не думаю, что ее особенно любили.
Бог мой! Да это все равно что сказать о Гитлере, что его, мол, не особенно любили.
— И кто же ее не любил? — оживился Констелло.
В общем-то все, кто встречал Труди на жизненном пути, но мне претило такое говорить. Тем более когда Труди все еще лежала в подвале.
— Точно не знаю.
Констелло проницательно прищурился:
— Вот вы, например, как к ней относились?
Ну вот, приехали.
— Да в принципе… нормально.
— Нормально?
Рид и Констелло снова переглянулись. Когда же это кончится?!
— Ну, наверное, я не могу сказать, что очень любила ее.
Рид склонился над своим блокнотом и повторил:
— Не можете, значит, сказать, что очень любили ее.
