Папа… он всегда оставался химиком и учителем, даже в таких трудных обстоятельствах. Тот день был чудесным…
— Джилл, ты я порядке? — спросил Тристен. Он подошел, положил руку мне на плечо и сжал его.
Я сняла очки и вытерла пальцем под глазом;
— Не знаю…
— На снимке вы выглядите счастливыми, — заметил он. Даже сквозь майку я чувствовала тепло его руки.
— Мы были счастливы, — сказала я, пристально глядя на фотографию и борясь с новой волной слез. Я дрожала, стараясь не разрыдаться. Почему отец стал другим? Почему он обманул начальство и меня?
Тристен встал позади меня, взял за плечи обеими руками — он словно опять пытался меня поддержать.
— Джилл, — мягко сказал он. — Я говорил, что тебе станет лучше, и я не солгал. Но на это нужно время. Когда исчезла моя мама, первые два года я вспоминал ее ежедневно. А сейчас я уже стараюсь примириться с мыслью, что начинаю ее забывать. Надо ведь как-то жить дальше, согласна?
Я резко повернулась к нему, на миг забыв о собственном горе:
— Твоя мама исчезла?
— Да, — ответил Тристен, так и не выпуская меня из объятий. — Около трех лет назад.
Исчезла. Это было какое-то волшебное слово. Услышав его, я подумала о красном бархатном занавесе, о мужчинах в черных плащах и женщинах в блестящих костюмах — их закрывали в высоких ящиках, и они исчезали… а потом опять появлялись. И снова надела очки и внимательно посмотрела в лицо Тристена: я ожидала увидеть там какую-то надежду…
— Ты думаешь…
— Она умерла. — Он говорил сухо. — Я уверен, что ее убили, хотя мой отец так не считает и дело официально не закрыто.
— Мне так жаль, — с ужасом прошептала я. — Очень жаль.
Вдруг все стало ясно. Как Тристен оказался на кладбище и как он понял, что я была на грани срыва.
— Ничего страшного, Джил. — Он словно успокаивал меня, в то время как утешать его должна была я. — Ничего страшного.
Мы стояли лицом друг к другу, мы были даже ближе, чем на похоронах отца, и мне было тепло и комфортно с ним. Наконец я встретила человека, понимавшего мое горе. Сильного человека. Очень сильного. Сила и притягательность Тристена были видны издалека. Его рост, осанка, взрослые черты лица…
В лунном свете, пробивавшемся через грязные окна, я заметила на щеках Тристена темную щетину, темнее копны пепельных волос, спадавшей на лоб. У большинства моих одноклассников лица были еще почти детскими, в отличие от Тристена. Я заглянула в его темные карие глаза, теплые и очень печальные. Он человек непростой, но прекрасный, как его музыка.
Я крепче вцепилась в фотографию, которую все еще держала в руках, вспомнила отца и вдруг снова почувствовала себя предательницей. Я страдала, но сквозь страдания пробивалось что-то еще…
Мы с Тристеном так и стояли, глядя друг другу в глаза, еще какое-то время. Но потом он быстро взглянул куда-то вдаль:
— Это?..
Я повернулась и поняла: на самой верхней полке в углу кабинета он увидел тот самый ящик.
Глава 16 Джилл
— Да, это он, — ответила я. Но Тристен уже скинул с плеча сумку, которую взял с собой наверх, и направился к полкам, где стоял ящик. Он смотрел на него почти так же, как я только что смотрела на портрет отца. Я зажгла свет.
Тристен стоял как вкопанный и пристально смотрел на коробку, поглаживая ее я напряженно о чем-то думая.
— Тристен?
Он поднял на меня взгляд — и впервые показался неуверенным, но быстро опомнился:
— Джилл, скрепка у тебя есть?
— Что?
— Чтобы замок вскрыть, — пояснил Тристен, ставя ящик на стол. Он выдвинул кресло и сел, мне тут же захотелось согнать его. Это было папино кресло…
Я подошла и встала рядом:
— А ты умеешь?
— Конечно, — сказал Тристен, словно этот навык должен иметь каждый. — Это не сложно, особенно если замок, как тут, навесной. В Интернете полно обучалок.
— Мы сейчас будем открывать? — спросила я, когда он залез в ящик стола и принялся там шарить. — Прямо сейчас?
— Да. — Тристен запустил руку глубже. — Почему нет-то?
— Подожди, — сказала я. Он действовал слишком быстро, трогал отцовские вещи…
Но он уже нашел то, что искал. Его пальцы действовали уверенно: он разогнул скрепку, согнул один конец углом, вставил его в замок и принялся вертеть там так, точно это было его обычным занятием.
— Тристен… — Не зря ли мы это затеяли? Мне нужно время, чтобы подумать. И может быть, даже отказаться от этой затеи.
Поздно. Похоже, даже Тристен удивился, легко и почти мгновенно открыв замок.
— Джилл, ну и дела, — твердил он без конца, орудуя скрепкой, но, когда откинул крышку, воскликнул: — Черт! — И мы оба заглянули в ящик. — Офигеть!
Глава 17 Тристен
Вообще-то я слегка сомневался в том, что Джилл не лукавила, рассказывая про свой семейный секрет, но, когда я открыл этот ящик и увидел пожелтевшие листы с выцветшими записями, сделанными неразборчивым почерком, все стало на свои места. Я был просто в шоке…
Опытот 7 октября 185бгода… Добавлено 3 грамма фосфора…
— Господи боже, — пробормотал я, листая бумаги. — Твою ма…
— Похоже, это действительно то, о чем говорил отец, — сказала Джилл; она тоже явно была встревожена. — Опыты.
— Да, — согласился я, не в состоянии оторваться от записей.
Выпил пол-литра…
— Неужели? — выдавил я, качая головой. — Неужели это правда?
Я старался не показывать своего нетерпения, но понимал, что Джилл все равно заметила его. Даже не глядя в ее сторону, я сказал:
— Стоит начать немедленно. Только давай постараемся пока сохранить все это в тайне, будем работать после школы. Этому дураку Мессершмидту не обязательно что-либо рассказывать. Он может вмешаться и даже попытается остановить нас.
— Что? — Джилл удивилась. — Тристен…
Но я ее почти не слышал.
— Встретимся завтра вечером в школе, — сказал я, запустил в ящик руку и достал толстую стопку бумаг, при этом изо всех сил стараясь унять дрожь в пальцах. Работы предстояло много. — Надо будет расшифровать все опыты, а их ведь немало…
На первой странице в верхнем левом углу я увидел надпись: «Научный дневник Г. Джекила». Я остолбенел.
Вот оно, имя человека, которого так часто проклинал дед. Записи нечеткие, но прочесть можно.
Изо всех сил старясь подавить волнение и касаясь ветхих листов как можно аккуратнее, я перевернул несколько листов.