Мгновенно она сосредоточила все свое внимание на подвеске, которая сейчас полыхала на солнце, как огонь. Она наклонила голову и осторожно коснулась подвески кончиком языка.
Тут я вспомнил свое видение, когда девушка, которая словно тень следовала за Равингой, похожим образом коснулась языком куклы, которую держала ее госпожа. Никакого сходства между хрупкой девушкой и огромной кошкой не было, за исключением лишь того, что обе были женщинами, но каким-то образом в моих размышлениях одно было связано с другим.
Песчаная кошка попятилась, снова вернувшись к своему самцу. Она ткнула его носом и вдруг, без предупреждения, выпрыгнула из пещеры, пронеслась мимо меня вихрем бронзового меха. Взлетела на тот же уступ, с которого впервые увидела нас, но не задержалась там, а тут же исчезла из глаз.
Я подошел поднять подвеску и вернуть ее на место. Дневная жара быстро нарастала, пора было прятаться в укрытие. Я так и сделал. Песчаный кот заполз поглубже в пещеру, и я подумал, что он уснул, как следовало бы сделать и мне.
Я не видел снов и проснулся быстро, услышав рык моего товарища. В объяснениях не было нужды — близился вечер, и в воздухе висел тяжелый крысиный залах. Но враги не набросились на нас всем скопом, как я ожидал. Я различал тени, скользящие по камням, каждая — по отдельности. Чтобы сорвать плащ и высвободить посох для сражения, потребовалось мгновение или два.
Затем я быстро отступил к пещере. Для нас обоих было лучше вместе встретить атаку, когда она начнется. То, что крысы еще не набросились на нас, очень меня тревожило. Все мои знания об этих тварях вызывали сомнения, и тактика боя с ними, которой я выучился, могла оказаться бесполезной.
Был ли среди них очередной гигант с такой же страшной вещью в черепе, как и у прежнего? Крысы, слушающиеся приказов, — это неестественно и вдвойне опасно.
Теперь я слышал тихий визг, отдававшийся случайным эхом среди скал. Понять, насколько велика стая, было невозможно. Если бы кошка осталась с нами, ее сила и способность сражаться могли бы очень пригодиться нам в бою.
Я вынул из-за ворота кошачью подвеску, и она сразу же начала светиться, как уже было раньше. Чуть позади мой товарищ издал вой. Это явно было вызовом. И крысы отозвались. Они ринулись поверх и между скал к нам черным смертоносным потоком.
Мы снова сражались, и на этот раз кот выдвинулся даже чуть вперед и бил здоровой лапой, круша тварей, которые отлетали на скалы, ломая кости, а я вертел свой посох, сражаясь с новой для меня уверенностью и силой. Я начал замечать, что крысы нападали на меня только сбоку, и едва свет подвески падал на какую-нибудь из них, она с визгом отскакивала в темноту.
К крайнему моему изумлению, атака внезапно прекратилась, что было совершенно не в крысиных обычаях. Я настороженно прислушивался к звукам ночи. Привычный шорох осыпающегося песка был монотонным, но его перебили несколько крысиных взвизгов, показавшихся мне каким-то сигналом. Снова застучали по камням крысиные когти, и я приготовился встретить новую волну.
В комнате было темно. Равинга приказала на закате задвинуть занавеси. Хотя они и были тонкими, они все же не только не впускали внутрь свет от огней вапаланской столицы, но и задерживали воздух, так что больше не чувствовался запах цветущих в саду деревьев кутты. Вместо него из жаровни, стоящей на треноге в самой середине этой тихой комнаты, поднимались клубы ароматного дыма.
Я сидела, выпрямив спину, на табурете, на который показала мне моя госпожа, держа ларчик, который она дала мне в руки. Не в первый раз я помогала ей в такой церемонии и не в последний, если, конечно, я собираюсь достичь своей цели и обрести желаемые знания — а эта жажда постоянно терзала меня.
Сама Равинга медленно двигалась по полу, волоча за собой прямоугольник раскрашенной кожи ориксена. Этот узор отнял у нее много ночей, и иногда между касаниями кисти проходило много времени, словно она вылавливала рисунок с самого дна своей памяти.
На коже покоились маленькие фигурки. Не куклы, которых мы ради пропитания продавали на рынках, а куда более искусные изображения. Лицо у каждой перерисовывалось не однажды, пока моя госпожа не оставалась удовлетворена получившимися чертами. Некоторых я хорошо знала…
Здесь была Алмазная королева Вапалы в короне и церемониальных одеждах. Топазовая королева Азенгира, этой пустынной и грозной земли. А также верховный канцлер Внешних земель и Сапфировая королева Кахулаве.
Все они были сделаны из глиняной смеси, состав которой Равинга держала в тайне. Она придавала рукам и лицам видимость живой плоти. И все они были облачены в лучшие одежды из кусочков роскошных тканей и маленькие украшения, столь превосходные, что невозможно было усомниться в великом мастерстве их изготовителя.
Возле каждой королевы стоял ее министр равновесия с суровым, как скала, лицом, словно ему предстояло прореживать стада и, возможно, даже людей.
Там был и Шанк-джи, который не принадлежал к этому высокому собранию ни по какому праву должности. Пусть он и сын императора, но наш государь не берет себе официальной супруги, и все его потомки имеют не больше чем положение младшей знати. Я смотрела на Шанк-джи и вспоминала — мои мысли уплывали далеко от узора, который я должна была поддерживать. Старинная ненависть глубока, и ее не всегда можно удержать в узде, по крайней мере тому, кто не следует ритуалам Высшего Замысла.
Равинга гневно посмотрела на меня. Она, будучи той, кто она есть, могла читать чувства, если не мысли. Я решительно оторвала взгляд от куклы, которая была Шанк-джи. Рядом стоял император, не тот, каким он представал последний раз пред своим двором — странно съежившаяся фигура с леопардовым посохом власти в руке, трясущейся, как будто эта ноша была уже слишком тяжела для него. Нет, это было изображение того императора, каким мы уже много лет его не видели. А за ним стоял его канцлер.
Четыре оставшиеся фигурки изображали не людей, а животных. Три — величественный Голубой Леопард, первый телохранитель императора, и рядом с ним — двое его подчиненных. Но последнему существу явно не было места ни в какой компании, кроме разве что смерти, потому что это было достоверное изображение крысы.
В этом был соответствующий смысл, поскольку это был символ не только смерти, но и зла, к которому нельзя прикасаться, которым нельзя управлять никоим образом, даже тем, кто обладает древними знаниями, таким как Равинга.
Она обошла жаровню, и там ее уже ждали три тени — Ва, Виу и Вайна, черные котти, которые жили с ней еще с тех пор, когда я нашла здесь убежище. Они сидели, выпрямившись, не сводя глаз с Равинги, пока та устанавливала фигурки на полу, словно они вдруг сами собой пошли по своим делам.
По обе стороны от императора оказались две королевы, рядом с ними, в свою очередь, — канцлер и их министры равновесия, перед императором — Голубой Леопард и стража, которой он командовал.
Но крыса осталась лежать на коже, и под ее тщательно выполненным телом был символ, нарисованный красным цветом только что пролитой крови. Равинга не дотрагивалась до крысы, а щелкнула пальцами. И я тут же последовала ее сигналу.
